Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

Королева смотрела на него так долго, как только можно смотреть, не привлекая внимания; да и он не упускал случая взглянуть на нее, не постигая, как могли в одной женщине сойтись воедино столь дивные черты. До того дня в его помыслах ни одна не могла сравниться с Владычицей Озера; однако же какое несходство между нею и королевой! И в самом деле, госпожа Гвиневра была всем дамам дама, тот родник, откуда, чудилось, проистекает все, что способно чаровать взоры; а если бы он уразумел все благородство ее сердца, всю доброту ее души, он был бы очарован еще более.

– Как зовут этого юного красавца? – спросила она.

– Госпожа, – ответил мессир Ивейн, – я ничего о нем не знаю. Догадываюсь только, что он из страны Галлии, такой у него говор.

И вот королева склоняется к юноше, берет его за руку и вопрошает, из какой страны он родом. Услыхав этот нежный голос, ощутив прикосновение этой руки к его руке, юноша вздрогнул, как будто внезапно пробужденный. Он уже не помнит, о чем его спросили, он не ищет ответа. Королева видит его смятение, причину которого, быть может, отчасти уже подозревает; но, чтобы немного привести его в чувство, она поднялась и, сама не особо заботясь о том, что говорит, проронила:

– Этот юнец, похоже, недалекого ума; или сдается мне, по меньшей мере, что он дурно воспитан.

– Госпожа, – возразил мессир Ивейн, – кто знает, вдруг ему не велено называть свое имя?

– Может быть и так, – сказала королева; и она удалилась в свои покои.

В час Вечерни мессир Ивейн проводил юношу к ней; они вместе спустились в сад, простершийся до берега моря. Чтобы туда попасть, надо было пройти большую залу, где покоился раненый рыцарь. В саду они нашли короля, баронов и тех, кому назавтра предстояло посвящение.

На обратном пути им снова пришлось пересечь большую залу. Язвы раненого рыцаря источали такое зловоние, что вблизи него все зажимали носы полами плащей и спешили поскорее выбраться вон.

– Отчего, – спросил юноша, – те, кто впереди нас, прикрывают себе носы?

– Это из-за одного тяжко изувеченного рыцаря, – ответил Ивейн, – чьи язвы смердят.

И он расказал, как этот рыцарь явился требовать того, на что никак невозможно было согласиться.

– Я бы не прочь увидеться с ним, – сказал юноша, – подойдем поближе.

– Сир, – спросил он его, – кто вас так изувечил?

– Один рыцарь, которого я убил.

– Почему вы не даете извлечь у вас железо?

– Потому что я еще не нашел никого настолько смелого, чтобы за это взяться.

– Не позволите ли мне попробовать?

– Разумеется, на тех условиях, что я оговаривал.

Юноша на миг задумался.

– Пойдемте, – сказал ему Ивейн, – не вам мечтать о подобных подвигах.

– Отчего же?

– Лучшие храбрецы двора отказались от этого, а кроме того, вы не рыцарь.

– Как! – воскликнул раненый, – разве он не рыцарь?

– Нет, но нынче же утром станет им; видите, он уже нарядился[62].

Юноша не проронил более ни слова и последовал за мессиром Ивейном, напоследок послав приветствие раненому рыцарю, а тот в свой черед пожелал, чтобы Бог дал ему стать человеком чести.

Столы было расставлены и скатерти расстелены; они сели за трапезу, а после нее мессир Ивейн вернулся с юношей домой. С наступлением ночи он отвел его в церковь, где тот бдел до рассвета. Затем мессир Ивейн, ни на миг его не покидавший, снова привел его в дом и уложил спать до самого часа великой мессы, которую ему надлежало прослушать вместе с королем. Ибо в торжественные дни Артур имел обыкновение присутствовать на божественной службе в самом высоком храме города. Прежде чем пойти туда, приготовили доспехи, которые королю предстояло раздать тем, кто примет посвящение. Возвратясь из церкви, Артур удостоил удара[63] каждого из них и принялся препоясывать мечами.

Но юноша, вместо того чтобы после мессы последовать за королем, как прочие, прошел в большую залу и сказал раненому рыцарю:

– Я готов дать ту клятву, которую вы просите, и попытаюсь избавить вас от железа.

И не дожидаясь ответа, он отворил окно, простер руку к церкви и на глазах у рыцаря поклялся мстить за него каждому, кто провозгласит, что превыше его любит того, кто его ранил.

– Благослови вас Бог, дорогой сир! – воскликнул раненый в порыве радости. – Вы можете вынуть мое железо.

Тогда юноша возложил руку на меч, вонзенный в голову рыцаря, и извлек его без усилий; затем взялся за оба древка и вынул их с той же легкостью.

Один слуга тут же помчался в залу, где король уже начал прилаживать мечи новоявленным рыцарям; он доложил мессиру Ивейну, как раненый был избавлен от железа. Не помня себя, мессир Ивейн вбежал в большую залу в то самое время, когда раненый приговаривал:

– Ах! добрый рыцарь, дай Бог тебе стать человеком чести!

– Как! – воскликнул мессир Ивейн, – это правда, что вы ему удалили железо?

– Разумеется; мог ли я не посочувствовать тому, кто так страдал?

– Вы поступили глупо, – ответил мессир Ивейн, – и никто вас за это не похвалит. Вы еще не знаете, что к чему, а беретесь за дело, от которого отступились самые отважные и именитые! Вы рветесь навстречу смерти, вместо того чтобы дождаться лучшего случая заставить говорить о себе.