Романы Круглого Стола. Бретонский цикл

На другой день Леодаган перешел с Артуром к делу и спросил, не думает ли он, что пришло время заключить брак.

– Я жажду этого сильнее вас, – ответил Артур, – но я бы дождался возвращения моего доброго друга Мерлина, который обещал мне прибыть вовремя; полагаю, что он не задержится более недели.

В самом деле, Мерлин появился, когда уже все было готово для церемонии. Ведь от него ничто не было укрыто, и он знал, что Артуру не терпится свидеться с ним; знал он и о кознях тех, кто не желал добра ни королю Логрскому, ни королю Кармелидскому. Мы уже поведали вам историю второй Гвиневры, дочери короля Леодагана и жены сенешаля Клеодалиса. Родные Клеодалиса, верные нравам и обычаям своих предков, приняли весьма близко к сердцу обиду, нанесенную жене их сородича; и чтобы не навлечь на себя бесчестие, коим бывает запятнан род, будучи оскорблен в лице одного из своих членов, они поклялись отомстить за позор, причиненный сенешалю. Умысел их состоял в том, чтобы привлечь наставницу или прислужницу Артуровой невесты и убедить ее привести вторую Гвиневру на брачное ложе вместо первой. Улучив момент, когда новобрачная спустится в сад из дворца, они схватят ее и увлекут на приготовленный загодя корабль, в то время как другая Гвиневра будет передана в руки неверной наставницы. Мы скоро увидим, чем увенчалось их вероломство.

На другой день по прибытии Мерлина Артур и его спутники вошли во дворец. Леодаган велел облачить свою дочь в самые роскошные одежды; но еще более восхищала всех ее непревзойденная, несравненная красота. Весь двор направился в церковь Святого мученика Стефана. Артур и Леодаган открывали шествие, за ними последовали все бароны: сначала Гавейн и Мерлин, затем Сагремор и Галескен, Агравейн и Додинель, Гахерис и Ивейн Побочный, Кэй и его отец Антор. Невеста выступала следом, сопровождаемая двумя королями, Баном и Богором: лицо открыто, на голове золотой чепец, платье из тисненого шелка, расписанного сезамом (cysamus)[446], длинное настолько, что оно влачилось по земле на полтора туаза. За нею шла Гвиневра, дочь жены сенешаля, ведомая Грифлетом; затем рыцари недавно посвященные, рыцари Круглого Стола, бароны и рыцари Кармелида, наконец, благородные дамы из поместий и горожанки. Дубриций, архиепископ Логрский, встретил их в церкви, а монсеньор Амюстан, главный капеллан короля Леодагана, благословил их и сочетал браком. Архиепископ отслужил мессу, Амюстан прочел из Послания и из Евангелия[447]. Дары были велики и богаты; по окончании службы все вернулись во дворец, в разгар состязаний жонглерок и менестрелей. Праздник длился до самой трапезы и возобновился, как только поднялись из-за стола.

В лугах Кароэзы была поставлена кентена, и вновь посвященные рыцари наперебой принялись ее разить. Потом изъявили желание биться на копьях: с одной стороны большинство новопринятых и тридцать три соратника Артура, с другой двести пятьдесят рыцарей Круглого Стола, которые, превосходя числом, легко овладели полем боя. Весть об их триумфе дошла до Гавейна, бывшего тогда во дворце. Тут он поднялся, потребовал своего коня, повесил щит на шею, а поверх платья надел кольчугу двойного плетения, с которой уже свыкся и которую носил всю жизнь. Прибыв на ристалище, он вихрем ворвался в бой вместе со своими всадниками, шедшими за ним в числе восьмидесяти. Такое подкрепление вынудило рыцарей Круглого Стола остановиться, чтобы начать решающую пробу сил. Бойцы разделились на две стороны, числом примерно равные. Вновь посвященные и прочие рыцари Артура признали своим предводителем Гавейна; среди них были Ивейн Большой, Гарет, Сагремор, Галескен, Грифлет, Лукан, Ланваль, Кэй-сенешаль и Додинель Дикий. Четыре короля с Бретелем, Ульфином, Артуром и Мерлином, а с ними многие дамы и девицы подошли к окнам дворца, чтобы лучше судить об ударах. Перед сигналом к бою Гавейн обратился с речью к двумстам пятидесяти рыцарям Круглого Стола.

– Уговоримся между собой, – сказал он им, – оставаться в том числе, в каком мы есть, и не заменять никого из тех, кто будет пленен с одной или с другой стороны.

Рыцари на том и порешили, и начался поединок между Адрагеном Смуглым и Додинелем Диким. Вот копья их ломаются, и встречный удар до того силен, что оба в один и тот же миг вылетают из седел. С обеих сторон подбегают, подсаживают их, и битва захватывает всех. Теперь по всей равнине только и слышен нескончаемый шум от ударов глеф и мечей о шлемы и кольчуги. В гуще схватки Гавейн встречается с Насьеном; они немного расходятся, прежде чем начать яростный бой. Но, как бы ни ловок и отважен был Насьен, против Гавейна он выстоять не мог; дерзко сорвав с него шлем, тот приказал ему сдаваться в плен.

– Никто и никогда не заставит меня произнести столь мерзкое слово!

И, напрягши все силы, он все же настиг Гавейна и разбил ему вдребезги щит. Гавейн сразил его еще раз, откинул ему наголовник[448] и снова велел сдаваться, если он не хочет умереть.

– Убейте меня; а сдаться – никогда!

– Как, рыцарь, может ли быть, что вы предпочтете смерть позору пленения?

– Разумеется.