Подозвать слуг, пересесть на боевых коней, надеть кольчуги, препоясаться мечами – все это было минутным делом для Гавейна, его братьев и отца. Пока они скакали с Лидонасом, Агравейн спросил оруженосца, кто он.
– Я служу сыну короля Пеля Листенойского, – ответил тот.
– Куда ехал этот принц?
– Прямиком ко двору короля Артура, чтобы служить монсеньору Гавейну и получить от него рыцарское звание.
Гахерис обернулся к Агравейну:
– Полагаю, дорогой сир, вы себя покажете такой же грозой для Сенов, какой намерены быть для дам?
– Да. А вы, несомненно, не притронетесь к Сенам, как не намерены трогать девиц?
– Бог ты мой, сир Агравейн, вы старше меня, но посмотрим, кто из нас двоих окажется лучше.
– О! грош мне будет цена, если я не сумею вас обойти!
– Хвалить себя за счет других не слишком учтиво; от вас только и требуется делать лучшее, на что вы способны.
– Я такое сделаю, что у вас духу не хватит за мной повторить.
– Ладно-ладно! Еще посмотрим!
– Дети, – сказал тут король Лот, – прекратите это злопыхательство; сражаться надо железом, а не словами. А вы, Лидонас, возвращайтесь в лес и оставайтесь там, пока не увидите, как пойдут дела.
В этот миг юнец Листенойский показался из леса с окровавленным мечом в руке, его теснили более двухсот Сенов, но ближайших он неизменно повергал наземь. Когда он заметил пятерых рыцарей, то воскликнул:
– Ах! ради Бога, на помощь! Видите, как она мне нужна!
– Будьте уверены, – ответил Агравейн, – пока мы живы, вам нечего опасаться.
В тот же миг он пришпорил коня и сразил копьем одного Сена, оставив его лежать оглушенным. Следом подоспел Гарет, тремя ударами глефы он сбил еще троих. Когда в теле последнего древко переломилось, он обнажил меч, бросив своему брату еще пару задиристых слов. Никогда еще помощь не приходила так своевременно; но лишь Гавейн вынудил Сенов отпустить свою жертву; он зарубил у них насмерть двух королей и не единожды поднимал братьев и отца на коней, отнятых им у язычников. После долгого противоборства Сены уверились, что воюют с исчадиями ада, и стали искать спасения в чаще леса, довольные уже и тем, что смогли оттуда добраться до Кларенса и доложить королю Харгодабрану о постигшей их неудаче. Вообразите радость юного отпрыска Листенойского, когда он признал в своих избавителях принцев Орканийских, а в том, у которого на щите воздевал лапы лев на червленом поле, – монсеньора Гавейна, того самого, кого он искал и кто принял его с превеликим удовольствием, сделав первым из своих оруженосцев.
Но когда Сены совершенно скрылись из виду, снова вспыхнула перебранка между сыновьями короля Лота, и они стали бы врагами, если бы их не унял Гавейн. Первым Гарет обратился к королю:
– Отец, спросите-ка братца Агравейна, так ли ему охота сейчас позабавиться с девицами, которые ему вдруг встретятся в лесу.
Агравейн отозвался, глянув на него искоса:
– Теперь вам легче глумиться, чем когда вы свалились и попали в лапы Сену, и пришлось Гавейну вас вызволять.
– Если я и упал, – возразил Гарет, – ничего не поделать; но я хоть не перестал защищаться. А вам бы лучше не поминать об этом; ведь вас прижали так, что если бы первая красотка мира запросила у вас любви, вы бы в ответ не сумели сказать ни слова; а уж оставить вас без порток мог бы и пятилетний ребенок.
Эти слова распалили гнев Агравейна; будь они наедине, неминуемо началась бы драка. Чтобы положить конец раздору, Лот спросил, что делать с вьючными лошадьми, которых побросали Сены.
– Боже мой! отец, – сказал Гарет, – спросите совета у Агравейна, это он у нас все завоевал, если ему верить на слово!
– А вот за это ты поплатишься, – вскричал Агравейн, гневно сверкая глазами. И, схватив древко копья, он со всей силы обрушил его на шлем Гарета. Напрасно Гахерис пытался отнять у него обломок, оставшийся в руке; он продолжал бить и обломком. Гарет отражал удары, но поквитаться и не думал; в это время из погони за Сенами вернулся Гавейн.
– Что тут такое? – спросил он.
– Тут Агравейну спесь ударила в голову, – сказал король Лот.
– Нет, ни за что, – твердил Агравейн, – я не прощу Гарету его дерзостей!
– Вот как! А если я вас об этом попрошу? – спросил Гавейн.
– Вы или кто другой, неважно.
– Правда? Если вы на свою беду его еще тронете, я заставлю вас пожалеть об этом.
– Да будь я проклят, если меня пугают ваши угрозы.
– Ну, так посмотрим, что вы теперь будете делать.
Агравейн пришпорил коня, набросился на Гарета с мечом наголо, ударил по шлему и расколол его, высекая искры. Гарет, как и прежде, принимал все невозмутимо; но Гавейн произнес, вынимая из ножен Эскалибур:
– Отцовской душой клянусь, я накажу тебя за наглость.
– Да, Гавейн, – прибавил Лот, – не щади его, убей этого гадкого мальчишку!
Гавейн понял, что отец говорит это не столько для него, сколько для слуха Агравейна. Замахнувшись, он подъехал к брату и ударил его рукоятью меча по уху с такой силой, что тот оглушенный рухнул на землю. Он уже собрался наехать на него конем, когда вмешался Гарет: