Ромейское царство

Третья форма — септическая чума, часто передающаяся воздушно-капельным путем, охватывала около 15–20 % случаев заражения, но, появившись внезапно, после инкубационного периода от нескольких часов до двух суток, приводила к очень быстрой, почти моментальной смерти, поскольку инфекция в крови была столь сильной, что не оставляла времени развиться другим симптомам, кроме таких признаков сепсиса, как интоксикация организма, мышечные, головные боли, резкая слабость, заторможенность, спутанность сознания, бред. Нередко поражался желудочно-кишечный тракт и тогда к этому добавлялись резкие боли в области живота, наблюдались сильнейшая диарея, изматывающая рвота, тенезмы — жгучие боли в области прямой кишки. Главное, стремительно увеличивалась свертываемость крови, и уже только поэтому следовала быстрая гибель больного.

Нам известно, что занесенная из Средней Азии или с Урала пандемия, вошедшая в историю под названием «Юстинианова чума» с 541 до 749 г. проносилась по Средиземноморью около восемнадцати раз, то есть в среднем раз в двенадцать лет, сократив численность населения Ромейского царства приблизительно с 24–28 миллионов жителей (не менее 20 человек на кв. км) в начале VI в. до 7-13 миллионов. (9 жителей на кв. км) в VIII в. Лишь с IX в. в Византии начался демографический рост, уже в X в. прослеживаемый в нехватке продовольствия, борьбе знати за землю. К 1025 г. Империя ромеев вновь имела около 20 миллионов населения (20 человек на кв. км) и в дальнейшем прирост не уменьшался, хотя число жителей государства в целом падало из-за хронических территориальных потерь и миграций. К 1280 г. площадь страны равнялась приблизительно четверти того, что она занимала к 1025 г. — около 350 000 кв. км, и насчитывала от 3 до 5,5 миллионов населения. Новый сокрушительный удар нанесла вторая мощнейшая пандемия — «смертница»-чума, патетически описанная Иоанном Кантакузином в его мемуарах: она истребила в печально памятном, трагическом 1348 г. треть населения Константинополя. Ромеи, потеряв иммунитет, выработанный к середине VIII в. против смертоносной бациллы Йерсена, палочки чумы, как и прежде, оказались недостаточно вооружены, чтобы бороться с этим бедствием. Впрочем, как и латины. «Черная смерть», явившаяся весной 1348 г., за два года унесла на Западе около 20 миллионов жизней, больше половины населения, и резко усилила демографический кризис. Не намного лучше было в Византии, которая столкнулась с этой катастрофой на год раньше и потеряла не менее трети населения. В итоге до ее завоевания османами в 1453 г. она перенесла около одиннадцати волн инфекции, осложнявших и без того критическую демографическую ситуацию в жалких обломках Ромейского царства.

К примеру, есть основания полагать, что в Македонии, одной из областей с наибольшим количеством сохранившихся поздневизантийских письменных источников, именно чума стала одной из основных причин опустошения сельских поселений. По крайней мере, Греция второй половины XIV в. характеризовалась наибольшим числом обезлюдевших деревень за весь период вплоть до XIX в. Демографический кризис, вызванный первыми волнами этой чумы, очевидно, стимулировал массовую миграцию албанцев на Пелопоннес.

Однако не стоит преувеличивать степень фатальности таких переломных границ смерти, как это иногда делается византинистами. Ромейские писатели разного времени — Прокопий Кесарийский, Иоанн Эфесский, Евагрий Схоластик, Михаил Пселл и Анна Комнина освещали некоторые патологические изменения в деталях, то есть лично их наблюдали и, значит, были близки к умиравшим. Врачи работали в самой гуще больных; люди, рывшие могилы и хоронившие мертвых, далеко не всегда подвергались заражению. Джордж Бейкер верно заметил по этому поводу: «Самым тревожным и деморализующим свойством чумы была ее очевидная иррациональность. Медицинская наука тех времен, а она была далеко не так плоха, как нам представляется, была поставлена в тупик. Нельзя было положиться ни на один из тогдашних методов лечения; все предсказания относительно эпидемии оказывались ложными. Врачи были не в состоянии отнести чуму ни к одному известному роду болезней. Попытки понять причину и природу болезни казались бесплодными. Очевидным представлялось только одно. Если бубон на теле нагнаивался и вскрывался, то больной выздоравливал. Но этот процесс нельзя было ни ускорить, ни контролировать. Ничто в этой болезни не поддавалось воздействию. Все, что можно было сделать — положиться на веру, здравый смысл и ждать, когда напасть минует, если ей суждено было миновать».

Прокопий описывал лично виденные им папулы, бубоны чумы, некие «черные прыщи величиной с чечевицу», неожиданно открывавшиеся кровотечения, бред и отмечал, что некоторые «умирали тотчас же, другие много дней спустя». Он был в столице в те три жутких летних месяца 542 г., когда вокруг бушевала смерть.