Иногда ярость борьбы открывала шлюзы звериной жестокости с обеих сторон: дука Палестины, патрикий Сергий, отказавшийся выплачивать арабам полагавшееся им торговое вознаграждение золотом и разгромленный ими в 634 г., принял мученическую смерть. Он был умерщвлен с помощью ссохшейся на солнце шкуры верблюда, которая удушила несчастного. Не помогло наставление халифа Абу Бакра к воинам: «…не злобствуй и не уродуй [тела врагов]». Спустя год в сражении с арабами недалеко от Дамаска с обеих сторон полегло столь много воинов, что, если верить арабскому историку IX в. ал-Балазури, от лившихся потоков крови пришла в движение мельница. В 814 г. в ходе ожесточенной войны с болгарами грозного хана Крума василевс Лев Армянин смог продвинуться вглубь вражеской территории, где его солдаты, пощадив взрослое население, начали хватать всех детей, младенцев, каких только могли найти, разбивая им головы о камни. Знаменитый военачальник, гигант-богатырь Георгий Маниак, герой отвоевания у мусульман Сицилии, отчаянно сражаясь с лангобардами и норманнами в южной Италии, летом 1042 г. отдал жуткий приказ рубить и вешать всех подряд, не взирая на пол и возраст, даже духовный сан, причем детей чаще всего закапывали заживо.
При всем том ромеи не забывали Евангелие, слова Христа, что «Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать»: «Все, взявшие меч, от меча погибнут». В IV в. Св. Макарий Египетский учил, что человек драгоценнее не только всех видимых тварей, но даже и Ангелов, бесплотных небесных чинов. «Стратегикон» Маврикия, составленный около 600 г., предписывал целесообразность обещать осажденным врагам «свободу и пощаду» и демонстрировать им «освобождение пленных». Через триста лет тоже самое советовала «Тактика Льва» стратигу, ведущему осаду города. Он должен был объявить на языке его горожан, что не имеющие оружия не будут убиты, «…чтобы и другие, видя твое добросердечие к покорившимся тебе, с усердием вручали тебе свою судьбу в надежде, что тот, кто не причиняет тебе никакого зла, не может от тебя пострадать». Составитель «Тактики» наставлял, что легче подчинить другой народ не смертью и жестокосердием, а «используя мудрость, справедливость и доброту, снисходительно покровительствуя приходящим к тебе, даруя им освобождение от всяческих повинностей и других обременений»: «…ведь ты добиваешься подчинения противников не ради корыстных выгод нашей Империи, но ради ее славы и чести, ради благополучия и свободы ее подданных».
Во многих случаях византийское правительство вело себя умно: старалось избегать лишнего насилия и человеческих потерь. Так же сдержанно вело себя и духовенство. Византийская Церковь могла быть терпимой, когда этого требовала государственная польза. Даже еретику или преступнику старались по возможности сохранить жизнь. Иоанн Хрисостом грозил христианам Божиим гневом и истреблением — «непримиримой войной во вселенной», если они вздумают желать зла еретикам и, тем более, убивать их. Только Бог мог определять, когда и как «все неисцелимо зараженные сами по себе подвергнуться наказанию». Когда в 821 г. экс-Патриарх Никифор I посоветовал недавно вошедшему на трон Михаилу II казнить еретиков-павликиан, близких к иконоборцам, василевс, хотя и слыл грубым, неотесанным солдатом, пощадил многих из них, последовав возражению лидера иконопочитателей Феодора Студита, что Богу такое убийство не угодно. Он аргументировал это тем, что придет время, и заблудшие могут вернуться к Православию. Даже после подавления кровавого бунта Фомы Славянина и жестокой казни узурпатора, тот же Михаил Травл приказал прогнать по Ипподрому связанных пленных мятежников, но потом отпустил их всех, отправив в ссылку лишь нескольких архонтов из числа наиболее верных сторонников Фомы. Такое отношение к человеческой личности исключение в истории человечества.
Смерть нельзя понять смертному. И все-таки, каково было отношение византийцев к смерти? В чем заключалась их «правда смертного часа» и как представляли они себе посмертное существование?
Православное учение о загробной жизни довольно сурово и требовало от верующего ромея трезвого отклика, полного страха Божия. Тем не менее, византийцы никогда не развивали культ смерти, как делали иные народы: никаких «плясок смерти», изображений черепов, скелетов, даже скульптурных надгробий умерших. Как иронично заметил византинист Джордж