Ромейское царство

По ночам, при свете свечей он весь отдавался тому, что считал главным в жизни — занятию наукой, чтению и писанию книг, которыми хотел обессмертить себя. Об энциклопедическом багаже знаний этого утонченного интеллектуала-полиглота особенно выразительно говорит его главное собрание сочинений из 120 разнообразных трактатов, статей, записок, которое известно как «Гномические заметки», или попросту «Смесь». Его создатель увлеченно занимался математикой, астрономией, причем в своем сочинении «Астрономические элементы» пытался напрочь отделить ее изучение от астрологии, писал довольно архаичные поэмы, убедительно толковал принципы демократии и монархии, древнюю историю и философию, классических авторов, но, сравнивая их с трудами своих современников, с досадой констатировал, что «…все уже сказано и ничего не осталось потомкам». Он видел приближение конца Ромейского царства, которое прозорливо представлялось ему не Богоизбранной державой, а всего лишь одним из звеньев в цепи мировой истории, живым организмом, которому пришла пора отцвести и умереть. Сам Метохит окончил свои дни одиноким монахом в монастыре Хора, пережив гражданскую войну царственных деда и внука — Андроника II и Андроника III, побывав в тюрьме, ссылке, потеряв абсолютно все, кроме огромной библиотеки, которую предусмотрительно поместил в любимый монастырь, ставший его последним земным приютом. Примечательно, что главной из причин постигшей его неудачи он считал свой выбор в пользу низменной политики вместо «созерцательной» жизни копающегося в книгах ученого.

* * *

Метохит еще представлял ведущую интеллектуальную элиту Константинополя. Но, попадавшая во все более тяжелое внешнеполитическое положение, столица Ромейского царства стала терять ведущее значение в мире науки. Выдающиеся философы, ученые со своими учениками уже чувствовали себя неуютно в ней. Шел процесс переноса культуры из Константинополя в провинцию. Это объяснимо тревожным положением столицы державы, ослаблением центральной власти, а, значит, и ее контроля, вплоть до цензурного, за развитием культуры. Следует также учесть, что спор исхастов-паламитов и антипаламитов усилил в Византии дух идеологической нетерпимости, в результате чего ромейские ученые стали предпочитать столичному иной интеллектуальный климат, включая Европу. Уезжая туда по разным делам, они нередко принимали приглашение остаться и устраивались весьма неплохо. Добавим, что среди византийской провинциальной знати стало распространяться такое явление как меценатство, вложение денег в развитие наук и искусств. Это обстоятельство тоже стало поддерживать местных эстетов, интеллектуалов. Собранные налоги уже не все попадали в Константинополь, а оставаясь на местах, шли на строительство памятников архитектуры в провинции. Теперь не надо было стремиться в единый светоч культуры — Новый Рим, который уже давно был не новым и с упадком страны утратил свою роль культурного лидера. Интеллектуалы могли устроиться за рубежом или в провинции и развивать здесь идеи «второго» гуманизма, известного нам как Палеологовское Возрождение. Парадоксально, но, как верно заметила Джудит Херрин, «…культурное влияние Византии росло обратно пропорционально ее политической мощи».

Эта регионализация византийской культурной жизни слабеющей Империи, или, точнее, того, что осталось от нее в XIV–XV вв., проявилась в складывании пяти центров культуры — столичного и четырех провинциальных: в Мистре на Пелопоннесе, в Трапезунде, который величали «вершиной и оком всей Азии», а также в Македонии и на полуромейском-полувенецианском Крите. В византийской элите этих регионов сформировалась среда, в которой получили распространение тенденции, чем-то родственные идеям итальянского гуманизма. Самые яркие представители этой среды готовы были предложить Ромейскому царству «эллинистическое» будущее, основанное на идеологии «светского гуманизма» и признании единства греческой культуры от античности до современности. Так, загадочный Плифон, или, точнее, Георгий Гемист Плифон (ок. 1360–1452 гг.), широко известный как «второй Платон», возродитель эллинистических традиций античной философии, неоплатонизма — учения, утверждавшего единство всех языческих религий и неотъемлемую роль магии, одновременно критик доктрин Православия и ислама, удалился из Константинополя, сдержанно встретившего его, в город Мистру — столицу пелопонесской провинции Мореи и главный центр почти независимого от Константинополя Морейского деспотата.