Объяснение этому крылось отчасти в том, что христианство принесло с собой осуждение смеха и смехотворства. Апостол Павел в Послании к Ефесянам (5:4) назидательно предупреждал: «…сквернословие и пустословие и смехотворство не приличны вам
». Веселия, легкомысленные празднословия, говорение глупостей, шутовство вызывали смех, хохот, а это противоречило наказам высокоавторитетного Священного Писания и Отцов Церкви, благоразумию и благонравию. Так, Библия наставляла в Книге Екклесиаста (7:3–4): «Сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше. Сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых — в доме веселия». Проклятия в адрес шуток и пустословия можно в огромном количестве встретить в писаниях Отцов Церкви. С этой точки зрения выступления на публичных играх, зрелищах, все, что творили бродячие артисты и артистки, музыканты, скиники, шуты-мимы, наигрывая, хохоча и отпуская колкие, грязные шутки, насмешки даже тогда, когда их колотили по голове и раздавали пинки, являлось в моральном отношении идолопоклонством и развратом, — развратом души и тела. Еще более глубокая, богословская причина подобного отношения к театру заключалась в том, что он оказывался ложью на фоне Божественного откровения, а актер осквернял саму идею человека как образа Божия.Такой церковный авторитет как святитель Иоанн Хрисостом был непримиримейшим и последовательным противником зрелищ, которые отвлекали внимание верующих от Церкви, вредили обществу, перевозбуждали и разжигали растлевающие, низменные чувства, производили возмущения и мятежи, «…потому что преданное праздности и воспитываемое в таких пороках юношество делается свирепее всякого зверя». Он же убеждал в проповедях, что с пустословного языка мима говорит сатана и что театр это место распутства, вертеп разбойников, школа прелюбодеяния, печь, разжигающая помыслы, а сами театральные представления — диавольский праздник. В Житии Нифонта Константианского, который всячески убеждал людей не слушать музыку, сказано, что он видел духовным взором как монета, брошенная музыканту, падает не в его кошель, а прямо в казну диавола.
В соответствии с этими установками стали вести себя и светские власти. Уже в VI в. появились предписания, грозившие наказанием за заключение браков между мимами и обыкновенными гражданами. Даже в языке изменилось смысловое, семантическое значение слова ипокритис
— актер, которое теперь понималось как «лицемер», драматопойя — драматургия стала эквивалентна слову «интрига», а глагол «играть» — выступать в виде «притворяться», «вводить в заблуждение». Недаром в византийской литературе неизменным спутником мима представала проститутка, а в языке ромеев слова «мим», «танцовщица», «актриса» и «публичная женщина», «блудница» являлись по сути дела синонимами. Как бы в подтверждение этому актрисы носили укороченные хитоны с большим вырезом, а их «непристойные выражения сопровождались не менее непристойными жестами». Актеры получали любовь толпы, но в то же время на суде свидетельства мима, скиника не учитывались, что говорит само за себя.Впрочем, это не мешало христианнейшему императору ромеев, богобоязненному Юстиниану I (527–565 гг.), после смерти причисленному к лику святых, организовывать публичные игры, которые императорский закон называл театралиями.
В обществе были и защитники мимов, как, например, пламенный палестинский ритор Хорикий из Газа, который доказывал, что смех, юмор отличает душевное от животного. Слово евтропел — изворотливый шут, глупый, невоспитанный дурачок, как и слово евтрапелия — остроумие, юмор воспринимались в светском обществе неоднозначно и, похоже, для многих ромеев все же оставались желанным качеством. К слову, в VII в. в Газа продолжала существовать вполне востребованная школа мимов, которая поставляла кадры в столицу и другие города Ромейского царства. Примечательно, что несмотря ни на что, их представления пользовались популярностью не только среди обыкновенных лаиков-мирян, но и среди монахов и священнослужителей.Иногда мимическое проявлялось как юродство
, личина притворного безумия, что вообще было свойственно ромейскому обществу. Театр вообще постарались христианизировать, уже с 80-х гг. VI в. вводя в обиход театрализованные панигирии — всенародные игрища, которые приурочивали к большим церковным праздникам.