Ромейское царство

Еще более широкое распространение в Ромейском царстве получила такая форма царского пожалования условного характера как прония (в переводе с греческого — «опека, попечительство, попечение, забота»). Наиболее раннее ее определение известно из податного трактата, видимо, XI в., где сказано, что прония, а точнее, прониастика, — это «пожалование от василевса на срок жизни человека». Получивший пожалование от государства, будь то аристократ или крестьянин-рекрут, начинал получать с доставшихся ему подопечных имперских поместий или земель доходы, арендную плату за пользование государственным имуществом, и большую часть полученного оставлял себе. По своей социальной сущности прония была служилой собственностью, поскольку прониары прежде всего были военные. Хотя прониар не мог скупать участки у попавших в его ведение париков, он получал долю с налога, пошлин, арендной платы, поборов за рыбную ловлю и т. п. и фактически имел право контроля над землей, территорией, отданной ему на время в публично-правовое попечение. Более того, в будущем прониар станет верховным судьей над своими париками, получить над ними в какой-то мере и административную власть, хотя это случится еще не скоро. Он даже начнет содержать собственный штат управленцев по образцу государственного административного аппарата. Но уже с самого начала института пронии, окончательно расцветшего с XII в., парики не могли продать свой надел за пределы пронии. Они оказывались как в поземельной, так и в налоговой зависимости от прониара. Скопив средства, прониар мог еще прикупить земли, причем участки, добавленные прониаром к пронии, тоже переставали облагаться налогом в пользу государства.

Обычно прония как некий «грант» действительно давалась получившему ее на срок жизни, за любую службу, военную или гражданскую, причем статус прониаров был самый разный, как высокий, так и низкий. Однако то обстоятельство, что она представляла собой попечение, связанное с управлением территорией, так или иначе населенной зависимыми крестьянами, привело на практике к тому, что прония эволюционировала по пути превращения в условную земельную собственность и становилась частью грозного процесса децентрализации власти в Империи. В дальнейшем, в XIII в. она превратилась в наследственную собственность, а ее держатели — в динатов-феодалов, правда, в отличие от западноевропейских сеньоров, не самовластных, со своими вассалами, а подконтрольных государству, которое в одночасье могло лишить их функции попечения.

Тем не менее, доходы правительства от сельского хозяйства все больше падали по мере того, как число париков росло за счет государственных крестьян и стратиотов, увеличивалось количество освобожденной от налогов земли, принадлежавшей теперь частным светским и церковным землевладельцам. Поэтому власть василевса, несмотря на упорные попытки держать ситуацию под контролем, постепенно ущемлялась, царские сундуки оставались пустыми, государство беднело, в то время как прониары-«опекуны» умножали свои состояния за счет дохода от проний, становясь все богаче и богаче. Мало того, среди их владений преобладали держания именно зависимых крестьян-париков.

За монастырскими стенами.

Около 1000 г. в Ромейском царстве насчитывалось до семи тысячи монастырей, а некоторые историки полагают, что их было в несколько раз больше. Во всяком случае, по сообщениям русского путешественника Антония, в середине XII в. на территории Византии действовало четырнадцать тысяч монастырей. Едва ли не половина ромеев оказалась за стенами обителей.

Иногда их учреждали постановлением Патриарха или василевса. Частные лица — ктиторы тоже могли организовать обитель: для этого было достаточно разрешения местного епископа. Многие так и поступали, удаляясь в монастырь, который основывали. Но главным образом ряды монашества быстро пополнялись за счет обедневших крестьян, не терпевших отделаться от земли и связанного с ним невыносимого налогового бремени. Еще раз подчеркнем, что статус вольного человека становился все более непосильной ношей. Как мы уже говорили, крестьяне не выдерживали конкуренции с динатами, теряли земли. Случалось, их буквально сживали с земли. И вот прежний крестьянин, разорившись, принимал на себя монастырские обеты. Окончательно обнищавшая часть крестьянства, скинув пропотевшие хитоны, облекалась в черные подрясники. Убогая монастырская трапеза доставалась тяжелым трудом, но это был привычный круг крестьянских работ: пашня, луг, сад, скотный двор, мельница. Кусок иноческого хлеба был невелик, но все же это был верный кусок. Была и одежда, и крыша над головой. Главное, принявший постриг освобождался от государственных налогов, а в мужских монастырях — и от военной обязанности. В миру оставалась семья, но уже отпадала необходимость заботиться о ней, нести определенные обязанности. Принятие «ангельского образа» силою государственных законов отменяло эти тяготившие, опостылевшие обязанности: монах уже не принадлежал «грешному миру», более того, должен был «ненавидеть мир».