– Кемп, ответь мне, куда мы катимся, а? Ей-богу, я вправду начинаю думать, что мы все обречены. – Он нервно почесал щеку и понизил голос: – Я серьезно. Пьем и пьем беспробудно, с нами случаются всякие жуткие вещи, и чем дальше, тем хуже… – Он безнадежно махнул рукой. – Нет, это уже не смешно – к нам всем судьба повернулась задом.
Когда мы пришли в редакцию, я поразмыслил над его словами и пришел к выводу, что Сала в чем-то может быть прав. Он любил рассуждать про удачу, шансы и счастливый билетик – но при этом ни разу не рискнул поставить в казино – знал, что у них все схвачено. Под этим пессимизмом, под унылой убежденностью, что весь мировой механизм заточен на то, чтобы его обжулить, в глубине души Салы таилась вера, что он все-таки сумеет всех перехитрить. Надо лишь внимательно подмечать признаки, и тогда он сможет вовремя отпрыгнуть, увернуться – и злая доля его минует. Фатализм с лазейкой: главное, не прозевать нужный сигнал. Так сказать, выживание за счет координации. Ибо глаголено: «не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа»… а тем, кто вовремя спохватится и порскнет в сторонку. Вроде лягушки, сигающей от цапли на полуночном болоте.
Твердо вызубрив эту теорию, я тем вечером зашел к Сандерсону, надеясь выпрыгнуть из трясины безработицы на высокую ветку аппетитных заказов. Лишь эта ветка была в поле моего зрения на тысячи миль, и если я промахнусь, то придется долго и мучительно тащиться к новому плацдарму, причем я понятия не имел, где он может находиться.
Сандерсон приветствовал меня пятидесятидолларовым чеком, что я счел за доброе предзнаменование.
– Это за ту статью, – пояснил он. – Пошли на веранду, тебе нужно выпить.
– Выпить, как же, – сказал я. – Мне нужно найти страховку от безработицы.
Он рассмеялся.
– Э-э, мне бы следовало догадаться. Особенно после сегодняшнего.
Мы притормозили в кухне, чтобы взять льда.
– Ты, конечно же, знал, что Сегарра собирается уходить, – сказал я.
– Конечно, – ответил он.
– Господи, – пробормотал я. – Ответь мне, Хал… что меня-то ждет? Я разбогатею, или вся моя жизнь псу под хвост?
Сандерсон расхохотался и пошел на веранду, откуда доносились чьи-то голоса.
– Не волнуйся, – бросил он через плечо. – Идем, там попрохладнее.
Я прослоедовал за ним на веранду, хотя мне не очень-то хотелось общаться с новыми людьми. Они были молоды, только что вернулись из какой-то увлекательной поездки и очень интересовались Пуэрто-Рико и его возможностями. В их компании я почувствовал себя успешным и
Семнадцать
Следующим утром меня разбудил стук в дверь; стук негромкий, но настойчивый. «Ну их всех, – подумал я. – Пусть катятся». Я сел в постели и некоторое время пялился на дверь. Затем простонал, опустил лицо в ладони и пожелал очутиться где угодно, лишь бы не здесь, лишь бы не ввязываться во все эти истории… Затем поднялся и медленно пошел открывать.
На ней были те же шмотки, только сейчас она выглядела грязной и измученной. Хрупкие иллюзии, что помогают нам идти по жизни, способны выдержать далеко не все – и теперь, глядя на Шено, я хотел захлопнуть дверь и просто вернуться в кровать.
– Доброе утро, – промолвил я.
Она не сказала ничего.
– Прошу, – наконец сказал я, отступая на шаг, чтобы освободить проход.
Она продолжала смотреть на меня с выражением, от которого стало не по себе. Унижение и потрясение? Да, пожалуй. Но не только: здесь читалась также толика печали и иронического удивления… чуть ли не улыбка.
Страшное дело. Чем больше я смотрел на нее, тем сильнее проникался убеждением, что она спятила. Тут она вошла внутрь и положила свою соломенную сумочку на кухонный стол.
– А здесь хорошо, – негромко сказала Шено, оглядывая квартиру.
– Ну… нормально.
– Я не знала, где ты живешь, – продолжала она. – Пришлось справиться в газете.
– А… ты как сюда добралась? – спросил я.
– На такси. – Она кивнула в сторону прихожей. – Там, внизу ждет. У меня денег нет.
– Господи… Слушай, я пойду заплачу ему? А сколько надо?
Она повела плечом.
– Понятия не имею.
Я нашел бумажник, двинулся к двери и только тут сообразил, что хожу в одних трусах. Я вернулся к шкафу и принялся торопливо натягивать брюки, даже как-то радуясь, что есть повод выйти и там привести мысли в порядок.
– Ты не волнуйся. Я сейчас все устрою.
– Я знаю, – сказала она бесцветным голосом. – Ничего, если я лягу?
– Да, конечно! – выпалил я, прыгая к постели. – Вот, сейчас… Это такой у меня диван-кровать, его раскладывают… – Я поправил простыню, набросил сверху покрывало, подоткнул его, смахивая морщинки, как горничная.
Шено присела на краешек, глядя, как я натягиваю сорочку.
– Чудесная квартира, – сказала она. – Так много солнца.
– Ну да, – кивнул я, идя к двери. – Это… я сейчас с ним расплачусь… ты не уходи…
Завидев меня, поджидавший на улице таксист счастливо улыбнулся.
– Сколько с меня? – спросил я, открывая бумажник.