Ромовый дневник

– Да она просто шлюха. С какой стати я должен за нее волноваться?

– Вот и не волнуйся, – ответил я. – У нее крыша поехала… сорвало под корень.

– В точку, – кивнул он. – Шлюха и ничего более. Мы познакомились на одной вечеринке на Стейтен-Айленде где-то за неделю до моего приезда сюда, и я сказал себе: «О, вот классная шлюшка». Не потаскуха за деньги, а из этих, блудливых, которым лишь бы перепихнуться. – Он покивал сам себе. – Она сразу согласилась со мной поехать, и я на нее навалился как бык. Так ты знаешь, она у меня неделю прожила и даже на работу не ходила. Я в ту пору обретался у одного друга моего брата и попросил поставить ей раскладушку на кухне… Можно сказать, выжил его из собственного дома. – Йимон печально усмехнулся. – А потом, когда я уезжал в Сан-Хуан, она заявила, что хочет со мной… Еле уломал подождать хотя бы несколько недель…

У меня перед глазами встали картинки самых разных Шено: мажорная нью-йоркская девочка с тайным сладострастным зудом и гардеробом от «Лорда и Тейлора»; загорелая девушка с длинными светлыми волосами, идущая по пляжу в белом бикини; крикливый, пьяный чертенок в баре Сент-Томаса, где дым стоял коромыслом, – и наконец, та особа, какую я видел прошлой ночью: танцовщица в полупрозрачных трусиках, потряхивающая голыми грудями с розовыми пипочками сосков… вертящая бедрами, пока туземный скот стягивает с нее эти трусики… и, наконец, последний кадр: она стоит посреди танцзала, в одиночестве, замерев на миг, а крошечный треугольник рыжеватых волос как маяк на фоне белизны живота и бедер… этот священный крошечный треугольник, заботливо взращенный ее родителями, которые отлично ведали его силу и ценность, переданный в Смитовский колледж на воспитание, подставленный под легкий ветерок жизни с игрушечными заботами, пестуемый на протяжении двадцати лет легионом учителей, друзей и доброхотов, а затем отправленный в Нью-Йорк на честном слове и одном крыле…

Мы разделались с завтраком и сели на автобус до аэропорта. Зал был переполнен пьянчужками самого низкого пошиба: мужики волокли друг друга в уборные, женщин рвало прямо на пол перед скамейками… Туристы верещали от страха. Было совершенно очевидно, что нам светит проторчать здесь весь день и всю ночь, прежде чем найдутся места на рейс. А без билетов можно просидеть тут вообще трое суток. Полная безнадега. Мы зашли в кафе, и, оглядываясь в поисках свободного столика, я вдруг увидел пилота, с которым мы летели на Вьекес в прошлый четверг. Он тоже вроде бы меня узнал, когда я подошел ближе.

– О, привет, – сказал я. – Помните меня? Я Кемп… из «Нью-Йорк таймс».

Он улыбнулся и протянул руку.

– Точно. Вы были с Зимбургером.

– А, чистое совпадение, – ухмыльнулся я. – Слушайте, а можно вас нанять на рейс до Сан-Хуана? Мы уже отчаялись.

– Да, конечно. Вылет в четыре. У меня еще два пассажира. – Он кивнул. – Вам здорово повезло: свободные места расхватывают только так.

– Господи, – сказал я, – вы нам жизнь спасли! Назначайте любую цену: Зимбургер оплатит, я ему счет перешлю.

Он широко улыбнулся.

– Что ж, вот и славно. А то других людей как-то жалко. – Он допил кофе и отставил чашку на стойку. – Ладно, побегу я. Подходите к летному полю к четырем… Тот же самый красный «апачи-инвейдер».

– Заметано. В четыре как штык.

Толпа тем временем разрасталась как снежный ком. Рейсы на Сан-Хуан уходили каждые полчаса, но все места на них были заранее забронированы. Народ, поджидавший в живой очереди, потихоньку взялся вновь пить, вытаскивая бутылки виски из сумок и передавая по кругу.

Я хотел покоя и уединенности в своей квартирке; хотел держать нормальный стакан в руках, а не бумажную дрянь; хотел, чтобы четыре стены отделяли меня от этого провонявшего блевотиной стада алкашей, сдавивших нас со всех сторон.

В четыре мы были на летном поле и сразу обнаружили поджидавший нас «инвейдер». Сам полет занял каких-то тридцать минут. С нами возвращалась юная супружеская пара из Сан-Хуана: прилетели нынешним утром и вот теперь что было сил уносили ноги. Их до умопомрачения ошарашили необузданные и наглые ниггеры.

Меня подмывало подлить масла в огонь и рассказать им еще про Шено со всеми жуткими подробностями, а закончить картиной ее вероятного местопребывания и текущих занятий. Впрочем, я сдержался и просто сидел, пялясь на белые облака. Такое впечатление, что я выжил после длительного и опасного запоя на стороне и теперь возвращаюсь домой.

Моя машина благополучно нашлась на аэропортовой парковке, а вот скутер Йимона местный сторож приковал цепью к ограждению. Когда мотороллер освободили, Йимон заявил, что едет к себе, вопреки моим советам остаться у меня, – вдруг ночью объявится Шено?

– А и верно, – сказал я. – Она вообще могла уже вернуться. Почем мы знаем? Вдруг она решила, что мы ее там бросили, и сама отправилась в аэропорт?

– Ага, – сказал Йимон, выбивая подножку из-под своего скутера. – Так оно и вышло. И сейчас она сидит дома и готовит ужин к моему приходу.