Рос орешник...

— К бабушке. Вернее, к младшей сестре моей бабушки. Это которой я внучатая племянница и, главное, единственная наследница. Так что я и ее родной бабушкой считаю. Я ж не бывала у нее никогда, хотя давненько обещала. Это, должно быть, любопытное местечко с мягким и теплым климатом, бабушка писала, — и девушка почему-то радостно глянула на меня золотистыми глазами.

«Хорошенькая», — лениво подумал я, рассматривая чистый лоб и вьющиеся русые пряди. Спросил:

— Кто она? Где живет? Может, я знаю ее случайно. В нашем городке многие знают друг друга.

— О! Это очень хороший человек. Она блокаду в Ленинграде пережила с нашей семьей вместе. Ее муж в первые же дни ушел на фронт и погиб, но ждет она его до сих пор. Любит сильно. Мама рассказывала, как они жили. Голодно, холодно. Карточки. Хоронили даже во дворе. А один раз, когда окопы копали, мужчину замерзшего нашли с хлебом в руках. Обрадовались, хлеб в кипятке сварили, а труп уж потом закопали… В общем, много чего рассказывала мама! А бабушка всю жизнь мужа ждала и сейчас ждет. Мать наказывала, чтобы я с ней об этом не говорила. Моя мама, тоже чудная, она верит, что бабушка дождется. И все про настоящую любовь говорит. Про любовь, у которой нет конца. Чудная моя мама! У самой-то муженек к другой сбежал. Мой драгоценнейший папаня. Пару раз заявлялся посмотреть на меня — на свое чадо. Модный чувак, — девушка вздохнула и виновато улыбнулась, положила на колени тонкую руку.

Она болтала что-то еще об институте, о Ленинграде, хорошо знакомом и мне, о недавней поездке в Чехословакию, в свою очередь, выведав у меня, что я работаю начальником радиостанции, а сейчас лечу домой. На некоторое время я даже забыл все мои неприятности и рассказал несколько любопытных случаев, происшедших за время последней экспедиции. Да и сам я вспомнил о любимой работе, о предстоящей очередной разлуке с Большой землей на пять месяцев. Затем, расхваставшись, раскрыл «дипломат» и вытащил солидную пачку наших и иностранных дипломов за любительские радиосвязи на коротковолновых диапазонах.

— А это кто? — Она выудила из пачки цветную иллюстрацию из старого журнала.

— «Шоколадница». Храню, как талисман. Сколько помню себя, у нас дома, на кухне, вечно над умывальником висела.

— Ишь, как откормлена! Шея-то толста…

— Ничего подобного, — мне стало почему-то грустно, и я, забрав листок, сунул вместе с дипломами обратно в кейс.

— Ну, ну… — она смотрела на меня так искренне, что легкая обида быстро улетучилась.

«Глупенькая», — подумал я и снова впал в то чувство, которое бывает только в дороге, когда ты вырван на короткое время из нормальной жизни и можешь разговаривать с кем хочешь, о чем хочешь и даже сочинять и говорить о своей жизни так, как хотелось бы жить, а не как живешь на самом деле. И тем более, когда рядом человек незнакомый, и поэтому таинственный своей новизной, и если этот человек еще и девушка, к которой подсознательно чувствуешь симпатию, то время летит незаметно и легко. А она часто смеялась, поглядывая золотистыми глазами.

Самолет чуть покачнулся, над дверью салона зажглось: «Не курить. Пристегнуть ремни». Девушка взглянула на часики, прильнула к окну:

— Ну слава богу, кажется, все обошлось. Чего вы улыбаетесь?

— Не надеялись, что долетим?

Она тихо засмеялась:

— Страшновато все-таки на самолете… Простите, я хотела спросить, вам с аэропорта далеко добираться?

— Да как сказать… Километра три-четыре, может, пять. Минут пятнадцать-двадцать на автобусе. А что?

Она вновь вскинула голубые глаза:

— Не поможете мне сесть на такси? Чемодан тяжелый…

— Хорошо. О чем речь…

— А меня никто не встречает…

— Как так?

— Бабушка на работе. Она кассир, а сегодня второе октября, как раз день получки. Обязана, написала, трудящимся деньги раздать… И зачем работает? Непонятно. Ведь и пенсию сто двадцать имеет. С ее запросами еще и остается… Так нет же… Пишет: «Хочу быть среди людей». А вас встречают?

— Меня?

— Вас! С цветами?

— Меня никто не встречает…

— Никто? Никто?

Я промолчал. Самолет приземлился.

Получив багаж: кожаный чемодан и мою красную сумку с надписью: «Спорт. Спорт. Спорт», — мы вышли на овальную площадь, но на остановке такси уже вытянулась, человек двадцать, очередь. Я поставил чемодан, закурил. Девушка увидела неподалеку светлый «Москвич».

— Я сейчас, — сказала она и буквально через минуту вернулась. — Договорилась. Сразу согласился. За три рубля. Обычный шабашник. И адрес хорошо знает. Сказал: «Почти ко мне в гости».

На площади, видно, с утра прошел дождь. Слабый ветерок сбрасывал капли и листья с почерневших веток деревьев. Девушка тряхнула головой:

— Теплынь какая, у нас — в демисезонных пальто, а здесь — платья без рукавов.

Подошли к «Москвичу». Я взглянул на шофера и узнал Мишку.

— Ну что остановились? Поехали вместе, — девушка тянула меня за рукав.

— Может, подождем такси? Или на автобусе? — неуверенно начал я отступление.

— Но я уж договорилась! Да бог с ними, с деньгами… Не жалейте… Дома будете быстрее!