Роса на солнце

   Выставив дымовую завесу, скрывающую манёвр батальона от вражеских БПЛА и наблюдателей, Громов стал оттягивать уцелевшие машины к указанному в сообщении рубежу. Из сорока танков, с которыми он трое суток назад пересёк границу у Озёрска, в батальоне на ходу оставалась двадцать один. Из трёхсот пятидесяти человек личного состава — меньше двухсот. «Костлявая» широкими взмахами невидимой косы собирала свою жатву. Одно радовало, что люди гибли не зря. Пожалуй, только сегодня Громов впервые испытал настоящую профессиональную гордость. Русская армия, сойдясь с равным по силе противником, не просто намяла ему бока, но и заставила отойти на прежние позиции, сорвав все их планы. Отлично показали себя подготовленные им люди, тактических ошибок почти не было, отдельные танки и подразделения действовали слаженно, словно на манёврах. Больше всего порадовало качество отечественной техники: броня была крепка, а танки, мать их, быстры и точны.

   — Эх, сейчас бы пивка холодного, командир!? В гарнитуре прорезался голос Зимина.. — Отметили бы ледовое побоище…

   — В шинке местном нальют…Если не сожгли его. Отставить разговоры, майор…Свяжись с тыловиками, проверь, что у них готово? Думаю, немцы нам отдыха не дадут.

   Здесь подполковник Громов ошибался. Генералу Шульце сейчас было не до продолжения наступления. Потери от первого столкновения с русскими танками были потрясающими. Больше трети бронетехники вышло из строя за несколько часов активных боевых действий. Наступление, должное отсечь идущие на Варшаву русские колонны, словно древо у комля, превратилось в яростный встречный бой с русскими, закончившийся огромными потерями.

   — Герр генерал!. В проем двери бронированного КШМ просунулась голова дежурного офицера. — На связи генерал фон Ратенов. Шульце поморщился, как ребёнок при виде касторки, и обречённо махнул рукой. — Ich hЖre, Herr der Befehlshaber!

Четвертый день. Окрестности Судака. Крым