Roses and Thorns (СИ)

- Увы, но при всем моем нежелании… Я вернусь. И если ты будешь смотреть телевизор или трогать мои вещи…

Молли ненавидела себя в моменты слабости и отчаяния, когда руки предательски опускались, и она находила утешение в баре или объятиях незнакомца. Иногда сочетая и то, и другое.

Глушить свои проблемы в алкоголе было последним делом, но воображая, как все на какие-то мгновения станет менее значительным, а по телу разольется музыка, затмевая мрачную реальность яркими пятнами…. Ради этих моментов Ригс готова была пить залпом.

Покачивая ногой в такт отвратительным слуху ритмам местной музыкальной группы, она старалась раствориться и всеми силами отогнать от себя мысль об озвученных доктором Бишопом восьмистах долларах, которые пророчило первоначальное лечение и обследование. Конечно, была возможность попытать счастье, отвалив большую сумму за страховку, перебрасывая ответственность на страховые компании и не уплачивая будущий счет по расценкам частных приемов.

Восемьсот долларов.

Два месяца работы без полноценных выходных.

Во-семь-сот.

Молли произносила это слово одними губами, смачивая долькой лайма между большим и указательным пальцем руки, чуя как внутри, засосало под ложечкой.

Ей хотелось вновь быть девочкой, стирающей слюной жирный крест, поставленный черным маркером на руке (как предупреждение барменам, что она несовершеннолетняя) или, подрабатывая в кинотеатре, продавать уцененные билеты по полной стоимости тем, кто называл ее за глаза малолетней проституткой. И после смены, осматривая кинозалы на предмет поломки, отдаваться на последних рядах татуированному парню, работающему на автомате с попкорном и газировкой. Его тело всегда источало примесь запахов масла, соли и карамели, а на зубах был налет от вишневой кока-колы.

Она хотела возвращаться домой с шумных вечеринок утром, когда мама уже уходила на работу и, шатаясь, заходить в комнату Джейн, которая примеряя несвойственный образ старшей сестры, разочарованно качала головой или кричала: «Фу!», когда Молли смачно целовала ее в щеку, будто специально заставляя чувствовать, насколько проспиртован организм.

- Запиши на мой счет, - произнесла Молли, посыпая солью смоченный участок кожи, проигнорировав совет знакомого бармена (всегда покупающего продукты с истекающим сроком годности со скидкой), что нужно делать наоборот.

Слизнув соль, Ригс снова захотела быть девочкой, лгущей про встречу с бывшими соперницами с гимнастического кружка в соседнем городе, чтобы лишний раз связаться с дурной компанией и на следующий день, обнимая Джейн за плечи напевать «It’s a beautiful life», меняя голос на строчке: «I just wanna be here beside you»*.

«Лизни! Опрокинь! Кусни!»

- И еще один «Туман»**, - перегнувшись через стойку, крикнула она, добиваясь похожего эффекта в голове. – И все на мой счет.

В какой-то момент музыка лишенная всякого смысла стала звучать благозвучно, обретая смысл.

Протиснувшись сквозь потную толпу ближе к сцене, Молли ободряюще присвистнула, поднимая руки вверх для незаслуженных аплодисментов. Она смеялась, стерев из памяти злосчастную сумму в восемьсот долларов, и растворяясь в безвкусице, которую называли местным инди-роком.

Молли любила прикосновения, электрику тел, случайные связи и кратковременное помутнение рассудка, когда существовало два тела и инстинкты, расслаблялась под ритмичную музыку, чувствуя собственную не утраченную с годами пластичность. Тем были хороши большие города, когда в баре можно было заняться сексом в туалете и больше никогда не встретить этого человека, оставив лишь воспоминания, истинный оттенок которых дело сугубо личное.

Промискуитет, не нимфомания.

В Дерри сложно найти того, кого-то кого бы ты не знал или не встречал на следующий день в переулке или он бы не зашел в супермаркет за баночным пивом, сублимированным кофе в жестяной банке по акции «две по цене одной» и гадостью вроде твинки***.

Ригс плохо помнила, что было после бара, и кто был ее спутник, чей ремень часов на запястье холодил, соприкасаясь с обнаженной кожей, когда его пальцы еще в баре скользили по ее телу.От него пахло портвейном или одеколоном, и он был одним черным пятном в воспоминаниях случайно разбавленных вкраплениями красного от боли подвернутой ноги.

Она помнила только то, что оставила влажный поцелуй на его щеке в знак немой благодарности. Такой же, как и всем прошлым любовникам, давая другим шанс высказать восторженные речи.

Механический звон будильника на мобильном телефоне был мгновенно прерван. Первый сигнал всегда раздавался в шесть тридцать утра, а последующие пять шли с интервалом в пятнадцать минут.

Мысль о восьмистах долларах горела на губах шотами текилы.

«Никогда больше не заниматься сексом с парнями из Дерри»

Пропитанная с головы до ног табачным дымом с примесью травы, в мятом платье с незаметными человеческому глазу следами чужих прикосновений, и запекшейся кровью на подвернутой счесанной об асфальт ноге, она поднялась с матраса, оставляя у двери босоножки и ощущая с каждым шагом липкость на внутренней стороне бедер от чужой спермы.

Блядство.

***