Не отрывая взгляда от его губ, она переживала его страдания, его терзания, его тревоги. Задавала вопросы, интересуясь всем, что имело к нему касательство, желая, чтобы еще больше сблизиться с ним, заполнить общими воспоминаниями прошлое, в котором была далеко.
Она слушала, восхищенная чудом, каковым было его присутствие. И мало-помалу ею овладевала поразительная уверенность. Коль скоро он избежал смертельных опасностей на суше и на море, ловушек, устраиваемых людьми и войной, поскольку он вернулся живым и невредимым, привезя свое верное сердце, не есть ли это знак, что Провидение разрешает их любовь?
А сейчас она тянула его в сады Трианона, как невеста ведет с собой выбранного ею жениха, чтобы сказать ему: «Смотри, здесь мы будем любить друг друга, здесь мы будем счастливы».
Она шла рядом с ним, легкая, в белом муслиновом платье с синим пояском, с просто приподнятыми гребешком волосами, в которых распылился свет. Он не уставал смотреть на нее и любоваться ее красотой, гармонирующей с этим июньским днем, насыщенным солнцем, зеленью и ароматами.
Они шли между китайскими розовыми акациями, одетыми в белое жасминами, корсиканскими соснами, зелеными прованскими дубами и критскими кипарисами. При каждом их шаге видны были розы, пионы, лилии и туберозы. Они следовали вдоль речки, плещущейся в своем каменистом ложе, мимо Храма Амура, где под коринфской колоннадой стоял пузатый божок со своим луком; пересекли деревянный мостик, и вдруг Ферзен остановился как вкопанный.
Перед ним, на противоположном берегу озера, возникла деревушка с покрытыми соломой домами, с маленькими квадратами стекол в окнах. Из труб вился легкий дымок. Мельница, деловая, как большое насекомое, казалось, пожирала тишину.
– Что это? – спросил Ферзен.
Мария-Антуанетта улыбалась его удивлению.
– Это моя деревня, – сказала она.
Она вытянула руку, показывая на самую высокую хижину с галереей и лестницей, обвитой диким виноградом и жимолостью.
– Мой дом, – сказала она, – где я не королева, а фермерша.
Они прошли мимо мельницы, колесо которой крутилось.
– Знаете, она мелет настоящее зерно. Я угощу вас хлебом из моей муки.
Покорный и восхищенный, он следовал за ней. Она хотела, чтобы он увидел все: амбары, куда складывали урожай, башню Мальборо, отражавшуюся в озере, полный кудахтаньем курятник, голубятню, где голуби ворковали о любви, и, наконец, облицованную мрамором молочную ферму. Они вошли туда; на столе, в севрских вазах с вензелем королевы, выстаивалось молоко утренней дойки.
– Чашечку молока, Аксель? – предложила Мария-Антуанетта.
Она наполнила чашку, пригубила и протянула ему. Он взял, припал к тому месту, где остался розовый след ее губ, выпил, не сводя глаз с молодой женщины.
– Пойдемте, – сказала она, – я вам еще не все показала.
Она с детской гордостью продолжила показ своей королевской игрушки. На лугу паслись белые фрибурские козы, белый четырехрогий козел и две коровы. Она позвала их:
– Беляночка! Чернушка!
Животные прибежали на знакомый голос. Мария-Антуанетта погладила их рога и влажные морды.
– Я иногда дою их… когда встаю достаточно рано, – сообщила она.
– Да это же настоящая овчарня! – воскликнул Ферзен. – Не хватает только волка…
Она приложила к его губам ладонь, которую он поцеловал.
– Он был бы очень смелым, если бы решился меня укусить!
Она, улыбаясь, смотрела на него, а он любовался ее окруженным светлым завитком розовым ушком, ставшим бы неплохой закуской для волка.
Они медленно поднялись по холму, на котором среди миртовых и жасминовых кустов возвышался Бельведер. Вход в него охранял сфинкс с женской головой. С этого места можно было охватить взглядом все имение. Пол был выложен белой, синей и розовой мраморной плиткой, на которой стоял серый мраморный столик с ножками из позолоченной бронзы.
– Я часто завтракаю здесь, – сказала Мария-Антуанетта.
Она говорила, но он слышал лишь мелодию ее голоса.
Он смотрел вдаль, на мерцающие тихие воды и на этот очаровательный сад, который был под стать его спутнице. Ему казалось, что всемогущая фея привела его в какое-то волшебное место.
Но он стряхнул чары, чтобы следовать за молодой женщиной, которая бегом спускалась с холма. В глубине оврага, под арками, образуемыми деревьями, они нашли лестницу, вырубленную в скале. Ее ступени увели их в поросший мхом грот, освещаемый через пробитую в потолке дыру.
– Присядем ненадолго, мой друг, – сказала она. – Здесь нас никто не побеспокоит.
Они сели рядом на каменную скамью. Зеленая тень окутывала их прохладой; у их ног журчала вода. Сначала они говорили о незначительных вещах, но каждое сказанное слово сближало их сердца… Наконец она взяла его за руку и, не смея поднять на него глаза, шепотом спросила:
– Что вы намерены делать теперь, Аксель?
Его голос прозвучал твердо и строго:
– Я хочу обосноваться во Франции.
– Не бросайте вызов судьбе… Возможно, придет день, когда вы вновь меня покинете…
– Я больше не уеду.
Она тряхнула локонами, сомневаясь в таком счастье.
– Ваша семья потребует от вас вернуться, и рано или поздно вы решите жениться.