Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот

Часы проходят во все усиливающейся тревоге. Каждую минуту количество восставших растет, их кольцо плотнее сжимается вокруг дворца, и солдаты Фландрского полка, подавляемые числом, отступают. Наконец в полночь приезжает Лафайет с тридцатью тысячами своих подчиненных. Он вплоть до Севрского моста безуспешно уговаривал их повернуть назад. На Парижском шоссе он останавливается, обращается к своему войску с речью, заставляет вновь поклясться в верности нации и королю, а затем идет с докладом к Людовику XVI.

Собравшийся вокруг короля двор ждет. Как друг или как враг пришел командующий Национальной гвардией? Он входит, высокий и стройный; его синий мундир с золотыми эполетами, его шляпа с белым пером и трехцветной кокардой блестят от дождя. Мария-Антуанетта смотрит на этого неблагодарного, на его голову с редкими волосами, покатым лбом, орлиным носом, большими глазами навыкате и тонкими губами, и ею овладевает непреодолимое отвращение к человеку, предавшему свой класс и своего государя и теперь размахивающему, точно зажженным факелом, республиканскими идеями, привезенными из Америки.

– Вот и Кромвель! – произносит кто-то, когда он проходит через «Бычий глаз».

– Месье, – парирует Лафайет, – Кромвель не пришел бы один.

Он подходит к Людовику XVI и склоняется перед ним.

– Сир, – говорит он, – я принес вам мою голову, чтобы спасти голову вашего величества. Если моя кровь должна пролиться, то пусть это будет на службе моему королю.

– Я всегда рад вас видеть, господин де Лафайет, равно как и наших добрых парижан, – добродушно отвечает Людовик XVI. – Идите и передайте им от моего имени эти мои чувства.

У всех очевидцев этой сцены вырывается вздох облегчения. Генерал говорит, что ручается за свою армию и берет на себя обеспечение безопасности двора. Король спешит принять эту пришедшую с небес помощь. Решено, что внешние двери замка будут охраняться национальными гвардейцами, а внутренние – телохранителями.

Лафайет уходит. Два часа ночи, спокойствие, кажется, восстановлено. Мария-Антуанетта собирается пройти в свои апартаменты, но ее заклинают идти к королю, где она будет в большей безопасности. Она уже готова согласиться, но тут замечает Ферзена, который, стоя рядом, не сводит с нее глаз. Если в момент опасности кто-то должен заключить ее в объятия и спасти, то только он.

– Нет, – отвечает она, – я не боюсь…

И идет в свою спальню.

А тем временем Лафайет, отдав приказы и проследив за их исполнением, уверенный, что королевской семье ничто не угрожает, отправляется спать во дворец Ноай[50]. Версаль погружается в тишину, сорок тысяч мятежников спят крепким сном. Национальные гвардейцы расположились по казармам, церквям и частным домам. Женщины, пьяные от усталости и вина, повалились, где придется, вперемежку с мужчинами; несколько сотен устроились на скамейках Собрания, другие разожгли большой костер на Оружейной площади, на котором изжарили и съели лошадь, а потом тоже завалились спать.

Около шести часов начинает светать. Внезапно странный звук вырывает Марию-Антуанетту из сна: глухой топот под окнами. Встревоженная, она приподнимается на своих подушках и вслушивается. С каждым мгновением звук усиливается, бьется о стены дворца.

Женщины и пришедшие следом за ними из Парижа мужчины проснулись; они замерзли и голодны. Они собираются в группы, агитаторы выступают с речами, в которых доказывают, что они были обмануты королем, королевой и Лафайетом. Вчерашняя ярость вспыхивает вновь.

– На дворец!

Бьют барабаны, разворачиваются знамена. Банды врываются во Двор министров, находят малую королевскую дверь запертой, возвращаются назад и через Ворота принцев устремляются в парк в поисках выхода. Проход через Колоннаду охраняют всего несколько солдат, толпа сминает их, заполняет Королевский двор, хватает господина де Ворикура, телохранителя, поставленного часовым у ворот, волочет его, убивает и идет дальше, насадив его голову на пику.

Их теперь несколько тысяч, они размахивают пиками, ружьями и саблями, крича:

– Смерть королеве! Смерть потаскухе, шлюхе! Убить! Убить! Никакой пощады!

– Мы съедим ее сердце! – грозятся женщины.

Один из версальских ополченцев, хилый и чернявый, становится во главе штурмующих:

– Сюда! Идите за мной к королеве…

Словно змея, гибкая и опасная, толпа взлетает по мраморной лестнице. Наверху вход в апартаменты защищают два телохранителя. Их хватают, валят на пол, бьют прикладами. Одному из них, господину де Мьонмандру, удается подняться на ноги; весь в крови, он открывает дверь и кричит:

– Спасайте королеву!

Призыв услышан. Госпожа Огье, одна из горничных Марии-Антуанетты, запирает дверь второй прихожей на засов. Перепуганная королева встала.

– Они здесь, мадам! – кричит госпожа Тибо. – Скорее бегите к королю.

Под грохот выбиваемых дверей и крики громил она надевает на нее нижнюю юбку, набрасывает на плечи накидку и увлекает в потайной коридор, ведущий в «Бычий глаз»… Они спасены… Нет, дверь заперта.

– Друзья! Дорогие мои друзья, спасите меня!