Людовик XVI охотится в Медоне. Господин де Кюбьер, главный конюший, мчится предупредить его и вернуть. Куртизаны вокруг королевы в панике. Что смогут несколько сотен телохранителей, егерей и драгун против тысяч готовых на все разбойников?
Дверь открывается: это Ферзен. Он бледен, лицо осунулось, камзол помят; все в его облике говорит о тревоге и усталости. Мария-Антуанетта устремляется к нему, ей хотелось бы броситься в его объятия, как в убежище, но комната полна людей, которые на них смотрят. Она останавливается напротив него, успокоенная, несмотря ни на что, его присутствием.
– Ах, мадам, – говорит он, – если бы вы знали! Быстро прикажите закрыть ворота, взять под охрану все входы и выходы… Они следуют за мной по пятам…
И он рассказывает то, что видел в Париже, откуда примчался сломя голову по боковым дорогам. Бунт начался утром в районе Центрального рынка. Сотни женщин собрались по звуку набата; с факелами в руках они заполнили ратушу, все круша и оскорбляя членов муниципального совета. Разграбив оружейные склады, они выступили в поход, крича: «На Версаль!» Их количество росло с каждой минутой; очень скоро их насчитывалось много тысяч. По дороге они встретили судебного пристава Майяра, отличившегося при взятии Бастилии, и потребовали его стать их предводителем. Тогда, взяв барабан, Майяр стал по главе толпы, которая, таща за собой две пушки, распевая песни и крича, взяла курс на Севр…
– Если там только женщины, – говорит королева, – мы рано беспокоимся.
Ферзен печально качает головой:
– Увы, не только они! Едва эти мегеры покинули ратушу, как взбунтовалась Национальная гвардия. Несколько гренадеров возбудили своих товарищей. «На Версаль, – кричали они, – перережем телохранителей, топтавших национальную кокарду! А потом свергнем короля…».
– А Лафайет? Что он делал? – спрашивает дрожащая королева.
– Жалкий генерал больше не управляет своими людьми, мадам. В какой-то момент он пытался их вразумить. «На фонарь!» – крикнули ему и показали веревку. Он позеленел… Я насмотрелся достаточно и уехал. Эти люди – господа положения, их решения не подлежат обсуждению. В данный момент они направляются в Версаль.
Присутствующие подавленно переглядываются.
– Что же вы мне посоветуете? – спрашивает королева.
– Бежать отсюда как можно скорее, – отвечает Ферзен. – От этого зависит ваша жизнь.
– Возможно, вы правы, – говорит Мария-Антуанетта, – но мы не можем ехать без короля, решать ему.
Тем не менее она приказывает держать кареты наготове, и все ждут в молчании, с сжимающимся сердцем, навострив уши.
– Слушайте!.. Это они!
Эти слова, полные ужаса, повторяются раз двадцать. Снаружи ветер переходит в бурю, хлещет по оконным стеклом струями дождя.
Наконец, промокший и замерзший, возвращается король. Его вводят в курс событий. Собирается Совет, начинаются прения. Неккер предлагает уступить, господин де Сен-При склоняется к тому, чтобы оказать сопротивление, он убеждает своего повелителя уехать в Нормандию, в остающуюся верной провинцию.
– Я, король, беглец?.. – шепчет Людовик XVI. – Нет, нет, кто убегает, тот проигрывает.
Как всегда, слабый и нерешительный, он не знает, что выбрать. Мария-Антуанетта торопит его и заклинает принять решение. Наконец он соглашается уехать в Рамбуйе, но тут же отменяет это свое решение. Кареты отсылают, двор остается в Версале.
Однако король приказывает организовать оборону замка. Фландрский полк выстраивается на площади, а телохранители перед Воротами министров.
И вдруг в сгущающихся вечерних сумерках где-то у горизонта возникает гул, он приближается, нарастает, усиливается. Это пришли из Парижа женщины, которых ведут Майяр и Теруань де Мерикур. Промокшие до костей, они приближаются беспорядочно, растрепанные, волосы падают на глаза. Дрожа от гнева, они потрясают ружьями, пиками и палками и выкрикивают слова ненависти к Марии-Антуанетте:
– Смерть Австриячке! Смерть шлюхе! Мы отрежем ей голову, мы вырвем ее печень, мы вытащим ее кишки и наделаем из них кокарды!
Первый визит они наносят в Национальное собрание. Чтобы успокоить их, Мунье, председатель, соглашается провести нескольких участниц похода к королю. Людовик XVI их принимает, целует самую хорошенькую, обещает им хлеб и заверяет, что подпишет декреты.
Тем временем на Оружейной площади телохранители схватились с версальским ополчением и чернью. Они дают ружейный залп, чтобы очистить подходы. Гремят выстрелы, слышны стоны, крики и шум схваток, которые завязываются и прекращаются. Людовик XVI понимает, что совершил ошибку, не уехав в Рамбуйе, но, бросив взгляд наружу, понимает, что теперь это уже невозможно.