Россия будущего

Общий колорит всего гоголевского мужика — сытость, здоровье, замкнутость в себе и добродушное невежество, из-под которого наш великий сатирик сумел разглядеть огромный ум, ширину размаха, страшное терпенье и силу — словом, все черты великого народа. Ни на минуту читателя не покидает мысль о безусловном здоровье корней русского племени, — тех корней, на которых пышным цветом расцвела своеобразная, хоть и чужая культура, воздвиглось сильное единое государство, хоть и подточенное внутри язвою бюрократизма. Но эта язва не доходит до корней. Поражена только вершина, организм настолько силен, что болезнь побивает лишь цветы да губит, словно скверный туман, плоды. Против чиновничьей Руси, спускающийся сверху, растет снизу Русь поместнодворянская, охраняющая народ как бы непроницаемым покровом от вторжения бюрократии.

Посмотрим же теперь на эту дворянскую Русь, как она представлялась Гоголю.

<…>

Гоголевский барин. Чиновники.

В чем выразилось бессилие Гоголя?

Бюрократизм и местная жизнь. Люди или рамки?

О помещичьих типах Гоголя я говорить много не буду. Ведь это все живые люди, наши добрые знакомцы, образы коих известны и памятны нам в мельчайших подробностях. Нет мало-мальски образованного человека, который не прочел бы Гоголя, да не раз и не два. Манилов, Собакевич, Ноздрев, Коробочка, Хлобуев, Петух стали давно нарицательными. Их образы вечно перед нами, на них воспиталось уже несколько поколений.

Вообразите же себе мысленно всех этих людей в совокупности, т. е. всю тогдашнюю сельско-дворянскую Русь, возьмите ее даже в том комическом освещении, которое дал Гоголь, откинув все возвышенное, все благородное и глубокое, что, несомненно, было и в этих людях, и скажите: что это был за слой, какие его главные характерные черты, как общественного класса?

Я думаю, ответ затруднения не представит. Это были прежде всего люди невозмутимо-добродушные в подавляющем большинстве. Они жили в свое удовольствие, исполняя свою несложную миссию обеспеченных и бесплатных полицеймейстеров над народом попетровского периода русской истории. Из них пополнялись ряды государственной и местной службы, отсюда же выходили деятели науки, литературы, искусств. Все, что было выше среднего уровня, все, в чем таилась искорка таланта, имело полную возможность вырасти на даровых деревенских хлебах и выйти в столицу на арену умственной жизни и творчества. Отсюда и вышло все то, что составляет цвет России XIX века, — ее великие гении, ее ученые, ее художники, ее герои на поле брани, ее отважные моряки. Главная масса земельного дворянства жила, конечно, чересчур растительною жизнью, пила, ела и изыскивала разные удовольствия, далеко не всегда невинные и часто весьма неблагообразные, но ведь другого, высшего, почти ничего и не было, об общественном деле не было и помину. Но не виновато земельное дворянство было в том, что созданный Петром и усовершенствованный его преемниками бюрократический строй отстранил земельное дворянство от живого местного дела, дав ему, почти как игрушку, совершенно искусственное сословно-дворянское дело, нигде на всем пространстве России не привлекшее к себе ни единой души. Не виновато оно было и в том, что литература и наука находились в строжайших тисках и на книги смотрели как на проявление вольномыслия, а на ученых и литераторов как на неприятный элемент, по самому существу своему не укладывавшиеся в бюрократические рамки.

Земельному дворянству собственно ничего другого не оставалось, как еда, питье, карты… и сельское хозяйство. Но при крепостном праве, натуральном хозяйстве, вольных землях и до последней степени сжатом товарообмене вследствие отсутствия железных дорог и полнейшей изолированности России от внешнего мира к улучшению земледелия не было ближайших поводов. В 40-х годах трехполье было еще совершенно пригодной и доходной системой для огромного большинства местностей Средней России. Вся хозяйственная мудрость сводилась лишь к наилучшей утилизации даровых рабочих сил, а для этого существовали опытные приказчики и бурмистры. Можно ли же осуждать поместный класс за то, что он вел жизнь сравнительно пустую и беззаботную? Но не будем забывать, что наряду с людьми, поглощенными ярмарками, псовой охотой и кутежами, среди русского земельного дворянства существовал немалочисленный контингент высокообразованных людей, что именно в этом, единственном тогда сословии, находились десятки тысяч читателей для того же Гоголя, что этот класс умел уже если не понять, то почувствовать и приветствовать от всей души Грибоедова, Крылова и Пушкина. Не будем забывать и того, что дети героев Гоголя дали героев для Тургенева, которые гораздо дальше шагнули от них в умственном развитии, чем их отцы, по сравнению со своими прадедами и дедами времен «Недоросля» и «Бригадира».