Читаем Россия бунташного века: cкандалы, интриги, расследования полностью

Например, серпантинный или змеиный стих — стихотворение, чьи элементы оформляются особым графическим образом, объединяясь в междустрочном пространстве:



Это стихотворение монаха Евстратия, написанное в 1613 г. Он принимал участие в сборе ополчения, будучи служащим Посольского приказа. Евстратий был первым поэтом, испробовавшим форму курьезного стиха.




Интересно, что рукопись Евстратия попала к поляку: читатель зачеркнул стихи Евстратия и оставил свою заметку на полях рукописи: «Со widzisz, to brydzisz, moskalur grubianine, chlopie, prostaku» (смысл ее таков: «То, что видишь — бредни, москаль, грубиян, мужик, невежа»).

Поляка оскорбило исполнение знакомой ему стихотворной формы невежей-москалем. Кстати, москаль — это любой житель России, потому что долгое время в традициях описания государства российского иностранцами фигурировало название Moscovia, а русские звались московитами.

Еще были акростихи-послания: первые буквы каждой строчки складываются в самостоятельное слово или даже фразу. Например, Хворостинин зашифровывал свое имя в «Изложении на иретики злохулники, огребатися подобает хрестияном и их иресии бегати оних, яко оступили о исченаго закона». Акростих — это форма-загадка, ключ от которой есть у посвященного. Именно благодаря акростихам мы можем установить имена авторов и адресатов: «Фоме Степановичу радоватися, Петрушка Самсонов челом биет» или «Царю Алексею Михайловичу подаи Господи многие лета» у Полоцкого.

Вот, например, акростих с потерянными строчками:

Он свидетель иже чистоту возлюби и стяжавБлажен в ресноту, Спасителем именуем, иже сию удержав.Омир древний в риторском творении славенЗде же чистоту любяй попремногу паче прехваленЕя же кроме речеся никто же узрит Господа БогаРачителем же сея обещанно воздаяние много.А де сохраншим чистоту от Творца речеся прещение страшноДобре же сохраншей вселятся в будущем в место злачноОт богу что те рачителие присно просвещаютсяВременною же похотию нетвердии душею всегда побеждаются.

Здесь есть упоминание древнегреческого поэта Гомера — Омира. Конечно, на Руси не читали его «Илиаду» или «Одиссею», но имя Гомера было известно, как и имена Аристотеля и Платона. Они часто использовались, чтобы похулить безбожников — поскольку они жили до Христа — или похвалить премудрость. Акростих приобрел определенную формулу: такому-то … радоватися — такой-то … челом бьет; а потом и вовсе искусники-виршеписцы создали целое пособие по тому, как писать акростихи, эдакий конструктор для стихов — «Краестрочный алфавит» или «Алфавит слогателно и акростихитно и сиречь краестрочнои, сими убо строки, аще кто изволит послания сочинити. Ему же краегранесие. В сих стисех изообрящет по подобию комуждо прочее в прочих по залотиречии».

В «Алфавите» приведен список не связанных друг с другом по смыслу фраз, расположенных в азбучном порядке. Фразы, составляющие «Алфавит», были фразами, вырванными из переписок, книг, и книжники часто заменяли начала этих фраз нужными им для акростиха союзами. Видишь «В» — пишешь: «В радости велицей о сем зело выну пребываю». А подбор рифм был частью литературной игры — слова редко подбирались по принципу суггестии, передачи ощущений автора читателю.

Для чего это было нужно? Для практики. Так книжники учились писать сообщения к высокопоставленным лицам, представлять себя, просить поддержки. Очевидно, что сейчас нам скучно читать такие послания, но тогда текст, организованный подобным образом, давал возможность автору позиционировать себя как человека ученого.

Глава 5. Как написать акростих?

1. Придумайте акростишную фразу. Например, возьмите свое имя.

2. Открывайте «Краестрочный алфавит» — спасибо поэтам Приказной школы, что позаботились о нас, — на каждую букву акростишной фразы подбирайте стихи (строчки) с парной рифмой (двустишия, двоестрочия). Помните, что можно заменять союзы в начале строки, добавлять свои слова, а также менять окончания: Хворостинин мог себе позволить — и мы можем:

Послание к застенчивому другу (читать во времена сомнений в себе и тягостных раздумий)

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1939: последние недели мира.
1939: последние недели мира.

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

Игорь Дмитриевич Овсяный

История / Политика / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное