В целом за столетие уровень жизни крестьян вырос. По данным Иэна Бленчарда, с 1720-х годов по 1788-й душевой доход в Российской империи достиг размеров, непредставимых в петровское время: с 1720 по 1762 год он увеличился на 70 %, с 1762-го по 1802-й – еще на 70 %, несмотря на сельскохозяйственные кризисы в последние десятилетия века. Этот подъем был обусловлен так называемой «аграрной революцией» XVIII века: изменились не только методы обработки земли, но также физическое состояние почв и орудия производства. Россия продвигалась в более плодородные лесостепные и черноземные области, росло валовое производство зерна, мяса и овощей. Опираясь на статистику 1788 года, Бленчард отмечает, что в центре – зоне смешанных лесов – было сосредоточено 40 % всей пахотной земли, однако они давали лишь треть урожая зерна в масштабах страны; на черноземные области также приходилось 40 % пахотной земли, и они приносили половину урожая; сравнительно небольшая по площади Левобережная Украина давала оставшиеся 20 %.
В среднем треть урожая уходила на обеспечение крестьян хлебом, остальное шло на прокорм скота и на винокурение. Примерно 40 % зерна уходило на экспорт; сначала оно вывозилось преимущественно через Ригу, которую к концу столетия сменили в этой роли черноморские порты. Если в Европе хлеб утвердился в качестве основного продукта питания сельских жителей с XVI века, то в России картина была иной: крестьяне получали с хлебом 3,1 % необходимых им калорий, остальное давали овощи, фрукты, мед, рыба, говядина, баранина и молочные продукты. Британский путешественник Уильям Кокс отмечал, что в распоряжении русских крестьян есть «много здоровой пищи». В 1780-е годы из-за экономических трудностей рацион крестьянина сделался менее разнообразным, но мясо по-прежнему было его частью.
Расширение сети рек и каналов облегчило перевозку товаров. Едва ли не каждый крестьянин держал огород; на севере ловили рыбу, собирали мед и ягоды, которые шли не только на крестьянский стол, но и на рынок. На южных равнинах, от Новороссии до Башкирии, паслись большие стада крупного рогатого скота и овец (на востоке, в местах проживания ногайцев и калмыков, – также кони). Ежегодно на север по Волге, Дону и дорогам на территории современных Украины и Беларуси отправляли более миллиона голов скота, благодаря чему по всему пути следования не было недостатка в мясе. В украинских и прибалтийских землях эти стада питались побочными продуктами винокурения, на которое шла большая часть местного урожая зерновых. К концу столетия в Петербурге на Рождество и Масленицу стали устраивать ярмарки, где продавали мороженое мясо и дичь – на льду Невы и в других местах. По замечанию Бленчарда, смешанный тип хозяйствования (земледелие и скотоводство), характерный для лесостепной и степной зон, позволял поддерживать плодородие почвы на высоком уровне и обеспечивал калорийный рацион.
Борис Миронов утверждает, что уровень жизни крестьян в течение XVIII века падал, так как средний рост рекрутов (в основном крестьян восточнославянского происхождения) снизился на 3,2 сантиметра. Он приписывает это ухудшению питания, причинами которого были нарастание экспорта зерна, винокурение и постоянное увеличение численности армии, приводившее к повышению цен. Но большинство исследователей не соглашается с ним, ссылаясь на разнообразие крестьянского рациона (см. выше). Кроме того, как полагает Стивен Хок, по рекрутам нельзя делать выводов о населении в целом (общины старались не посылать в армию самых крепких и здоровых). Пол Бушкович указывает на то, что население России на протяжении этого столетия росло быстрее, чем в любой другой стране Европы или Евразии, и считает понижение роста рекрутов «незначительным» фактом на фоне общего демографического подъема.
В своем впечатляющем труде, посвященном евразийскому пограничью, Артур Райбер устанавливает связь между сопротивлением и приспособлением. Он исследует, каким образом некоторые группы и отдельные люди «приспосабливались» к имперской власти: элиты пополняли состав дворянства, образованные слои становились частью чиновничества или служили государству по-другому, в соответствии со своими способностями. Были те, кто шел на пассивное сотрудничество, и те, кто ассимилировался в культурном и религиозном отношении. В тех случаях, когда центральная власть умело привлекала к сотрудничеству региональные элиты и власти, это облегчало контроль над низами. У налогоплательщиков было немного возможностей для приспособления, и сопротивление представляло собой один из вариантов.