В XVIII веке лишь немногие владельцы поместий жили в них, а потому положение крепостных в разных местах существенно различалось. До 1762 года дворяне, достигнув совершеннолетия, служили в течение всей остальной жизни или большей ее части (с 1736 года – 35 лет), пребывая вдали от своих имений, которые к тому же нередко были рассеяны по всей стране. Когда служба стала необязательной, некоторые из них выбрали сельскую жизнь, и к концу столетия появился слой «просвещенных» землевладельцев, особенно много их было в черноземных регионах. Такие дворяне расширяли свои владения, вводили разнообразные трудовые повинности и технические новшества – более сложные методы севооборота, посев трав и бобовых, использование новых удобрений, внедрение новых, более питательных или прибыльных культур (картофель и табак на черноземных территориях), использование плугов и других сельскохозяйственных инструментов более совершенной конструкции. Эти нововведения имели массовый успех только в Прибалтике, где имения были меньше по размерам и владельцы, как правило, непосредственно участвовали в управлении ими. В России большинство крестьян не проявляло желания чередовать культуры или вводить новые методы обработки земли, особенно на тех полях, где они работали без непосредственного контроля со стороны помещика. При этом вполне обоснованные опасения крестьян лишь укрепляли в сознании помещиков образ крепостных как отсталых, примитивных существ, нуждающихся в присмотре со стороны хозяина. Многие крестьяне находились на грани выживания, неурожай означал голод, и они предпочитали хорошо проверенные способы хозяйствования. Кроме того, у крепостных не было особых стимулов добиваться увеличения производительности, которое шло на пользу одному помещику. Недоверие к новшествам было не только разновидностью сопротивления, но и залогом самосохранения.
Физическое и культурное расстояние, разделявшее помещиков и крепостных, могло уменьшить непосредственную нагрузку на последних, но дворяне как представители своего сословия нуждались в доходе, получаемом за счет крестьянского труда. Необходимость вести образ жизни, близкий к европейскому, – платить за одежду, образование, дом и его обстановку, путешествия, развлечения, проявлять щедрость по отношению к нижестоящим и равным себе – часто оказывалась разорительной для среднепоместного и мелкопоместного дворянства. Аркадиус Кэхэн прямо связывает «затраты на западный стиль жизни», которые несли дворяне в XVIII веке, с увеличением площади принадлежавших им земель и более интенсивной эксплуатацией крестьян, а также задействованием крепостных в мануфактурном производстве.
В этом столетии дворяне сполна использовали достигнутое ими политическое господство, чтобы законодательно закрепить свой контроль над экономикой, в том числе над крепостными. Первоначально подушная подать собиралась крестьянской общиной, но закон 1731 года прямо возлагал эту обязанность на помещика. Как отмечает Пол Бушкович, прибегнув к такому непрямому способа сбора подати, государство лишилось потенциального дохода, но обрело верного союзника в лице дворянства. Помещики и общины руководили рекрутским набором на местах; в 1727 году крепостным запретили добровольно поступать на армейскую службу без согласия хозяина – так исчезла еще одна возможность уйти из деревни. Помещики получили больше контроля над личной жизнью крестьян: с 1754 года они имели право требовать возмещения, если женщина-крепостная выходила замуж за пределами поместья. Законы давали помещику право карать крестьян за мелкие проступки (1736), ссылать крепостных на каторжные работы в Сибирь (1760) и на адмиралтейские верфи (1765). Некоторые землевладельцы присваивали себе дополнительные права, расследуя уголовные дела в своих имениях и назначая наказания по ним, хотя закон требовал передавать их в суд. Иногда помещики освобождали старых и больных крестьян – это было явно циничным жестом. Помещики могли избавлять своих любимцев от рекрутского набора. К концу XVIII века крепостные, согласно закону, не имели права брать ссуды, нанимать работников, вступать в какие бы то ни было договорные отношения без согласия хозяина.