По причине такой неоднородности объединяющими факторами для русского дворянства служили политические и экономические привилегии, но прежде всего – культура. В течение XVIII века дворян отличали европейская одежда, повседневные привычки, образование, творческая активность и философские раздумья. Присущую дворянам культуру в целом именуют просвещенческой, но Элис Виртшафтер мудро напоминает о том, что в Европе XVIII века существовало множество «просвещений», которые не сводятся к общеизвестному французскому, отличавшемуся радикализмом. Каждая культура, испытавшая воздействие Просвещения, приспосабливала его главные аспекты – рациональное мышление, универсальные ценности, открытость новому – к собственной системе ценностей. Именно так в Европе началось религиозное Просвещение, принципиальная попытка совместить веру (откровение и догматику) с научным знанием, критическим мышлением и свободой совести. Именно этот подход был по большей части свойствен русскому Просвещению: внимание к «достоинству и возможности совершенствования человека», присущее и христианству, и Просвещению, плюс стремление давать нравственную оценку вопросам социального и политического порядка. В этом образованные дворяне сходились с разночинцами: результатом стала «интеллектуальная жизнь», участников которой заботило то же, что и современных им европейских литераторов.
До XVIII века в России, безусловно, существовала элита, но не было дворянства как сословия, обладающего самосознанием и законными привилегиями. Представление о таком дворянстве появилось в России благодаря Петру I. Общение с европейцами в юности и, конечно, путешествия по ведущим в экономическом и политическом смысле странам Европы (Голландия, Англия, Пруссия, Франция, Австрия) заставили Петра осознать значение промежуточных социальных групп – дворянства, буржуазии, городских советов, духовенства, нотариусов, юристов, университетских профессоров. Эти группы, сплотившиеся на основе социальных привилегий и/или продолжавшихся на протяжении нескольких столетий корпоративных традиций, выдвигали из своей среды общественных лидеров, на которых абсолютные монархи-реформаторы опирались при осуществлении государственного строительства – того самого, которое Петр собирался реализовать в России. Он именовал себя «первым слугой государства», побуждал военных и чиновников служить «общему благу» и быть открытым переменам, а не держаться традиций. Тем не менее, как указывает М. Раефф, в России плохо обстояло дело с корпоративными группами: не имелось независимых муниципалитетов, привилегированной знати, профессиональных нотариусов и законников, ученых. Те группы, которые существовали, – украинцы, донские и яицкие казаки, старообрядцы – не были общенациональными и далеко не всегда преследовали государственные интересы. По этой причине Петр принялся создавать такие корпоративные группы. Три реформы, в ходе которых предполагалось создать независимое городское сословие, потерпели неудачу, зато с дворянством самодержец добился успеха.
С самого начала царствования Петр охотно выдвигал на видные должности способных людей независимо от их происхождения, но в первую очередь опирался на существующую военную элиту – бояр и поместную знать, – а также на приказных; вместе они должны были составить ядро новой элиты. В конечном счете все эти социальные группы знали об «общем благе» и пользе службы стране с 1680-х годов, когда придворное духовенство, получившее образование на Украине, стало распространять данные идеи. Петр стремился институционализировать самоощущение элиты, давая ее представителям статус и привилегии: в 1714 году поместье приравняли к вотчине, так что держатели земли отныне могли быть спокойны за свои владения; государство стало платить жалованье за службу; в 1718 году для них была подтверждена свобода от налогов (в виде освобождения от подушной подати). Что важно, Петр поместил само понятие «дворянства» в контекст определения служебных обязанностей (1722).