Россия и ее империя. 1450–1801

Грандиозные соборы в неорусском стиле становились архитектурными доминантами в административных центрах территорий с нерусским населением, таких как Хельсинки (Успенский собор, 1868), Вильно (Пречистенский собор, 1860-е), Рига (собор Рождества Христова, 1876–1884) и Ревель (Александро-Невский собор, 1894–1900; рис. C.3). Некоторые из этих храмов были названы в честь Александра Невского, небесного покровителя Александра III. В 1880-х годах по всей Эстляндии строились незатейливые приходские церкви в неорусском стиле; в 1890-х годах в Варшаве было возведено почти 20 таких храмов, олицетворявших российское господство. Церкви в русском стиле появлялись также на юге и в более отдаленных областях: в Астрахани (1904), в Кременце (1912) на Украине, близ австрийской границы, в Ялте, морском курорте, где отдыхали члены императорской фамилии (1902). Градостроительные проекты изменяли облик городов с нерусским населением. Примером служит Ташкент, разделенный, по сути, на мусульманскую и русскую части; в последней соорудили огромный Спасо-Преображенский собор (1888) и административные здания, проложили продуманную сеть бульваров, создали несколько открытых пространств. Даже в зарубежных городах – Карлсбаде, Вене, Копенгагене, Порт-Артуре, Иерусалиме – на рубеже веков стали вырастать православные церкви в неорусском стиле, подчеркивавшие национальное своеобразие и уникальность Российской империи.

Рис. С.3. Александро-Невский собор в русском стиле, построенный в 1894–1900 годах в Ревеле (современный Таллинн), резко контрастирует с барочной колокольней (XVIII век) одного из самых древних и значительных храмов города – лютеранского Домского собора, построенного на фундаменте католической церкви XIII века. Фото Джека Коллманна

Но эти попытки примешать к имперской идее русский национализм отстоят на несколько десятилетий от свойственных XVIII веку представлений об империи, которыми мы завершаем наш рассказ. К 1801 году и монархи, и элита обладали космополитическим самосознанием – не противопоставляя русских своим «нецивилизованным» подданным, они отдавали должное всем народам империи, признавая, в соответствии с идеями Просвещения, важность любого человеческого опыта. Сталкиваясь с национализмом в более узком смысле – например, у украинцев и поляков, боровшихся за региональную автономию, – российские монархи без колебаний расправлялись с этими движениями, чтобы сохранять жесткий контроль, всегда скрывавшийся за благообразным фасадом. Последний, разумеется, относился к сфере «воображаемого», был полезным вымыслом, способствовавшим сплочению столь различающихся жителей империи: сплочение достигалось с помощью принуждения, склонения к сотрудничеству и идеологии. Но это «воображаемое» также давало российским мультиэтничным элитам и образованной части населения возможность понять «империю различий», отождествлять себя с ней и участвовать в ее начинаниях.

* * *

Можно утверждать, что становление России как геополитической силы в период между 1450 и 1801 годами обмануло любые ожидания. В XV веке Великое княжество Московское было затерянным среди лесов отсталым государством: отсюда было далеко и до урбанизированной Центральной Европы, и до полосы между Средиземноморьем и Китаем, внутри которой происходил оживленный торговый обмен и возникали империи античного мира и раннего Нового времени. Взлет Москвы произошел на важнейшем для государственного и имперского строительства историческом этапе. Аграрные империи с оседлым населением обрели не только способность завоевывать друг друга, но и – в той части света, где находилась Россия, – возможность занять степные области. Такие действия означали, что скрытые в лесах княжества, участие которых в глобальной экономике до того сводилась к транзиту товаров, могли теперь обогащаться напрямую, контролируя центры торговли и порты на транзитных путях. В случае с Россией речь шла о Волге, портах на Черном и Каспийском морях, сибирских городках, где велась торговля с Востоком. Присоединение степных территорий давало плодородные земли, пригодные для обработки, а до того столетиями использовавшиеся кочевниками для выпаса скота: освоение их позволило выращивать зерно с целью продажи и винокурения, разводить скот, производить другие товары, которые потреблялись как бурно растущим населением самой России, так и европейцами. Присоединение степных территорий требовало выполнения ряда задач в области государственного строительства: проведения военной реформы, бюрократического контроля, политической централизации, мобилизации финансовых средств. А это, в свою очередь, создало условия для экспансии в западном направлении – на Балтике.