Иван III ближе своих предшественников приблизился к реализации этой цели. После присоединения Великого Новгорода, Твери и Пскова перед ним встала задача распространения власти на ту часть русских земель, которая входила в состав ВКЛ. Являться «государем всея Руси» для Ивана III означало право также требовать отношения к русским людям вне зависимости от мест их проживания. Не простое упрямство заставляло его из раза в раз требовать от ливонских городов разрешения строить печи в прилегавших к православным церквям домах, «управы» на тех, кто чинит обиды русским купцам, и «чистого пути» за море, «влезая со своим уставом в чужой монастырь», чего в своей державе никому не позволял.
Ивану III трудно было заставить великих литовских князей — Казимира, а потом и его сына Александра — принять эту концепцию потому, что она шла вразрез с европейской традицией восприятия светской власти, предписывавшей государю осуществлять властные полномочия лишь в пределах его территории. Великий князь Московский оказался перед проблемой особой значимости и сложности, ибо на этот раз ему предстояло противоборство с правителями крупного государства, которые к тому же были связаны узами династической унии с еще более могущественными польскими государями. Но решать эту проблему было необходимо. Русские в Литве, не в пример Ливонии, составляли значительную часть населения, и, пока великий князь Московский не включил их в сферу своего влияния, он не мог считать свою «отчину» воссозданной.
Наступление на Литву не могло быть легким, и Иван III с 1470-х гг. тщательно к нему готовился. Даже Новгород и Тверь попали под его удар главным образом потому, что имели тесные связи с Литвой. Среди наиболее важных превентивных мероприятий, посредством которых великий князь рассчитывал подготовить свой успех в борьбе с польско-литовскими Ягеллонами, значилось создание в Восточной Европе антиягеллоновской коалиции[787]
, а также его «титулатурно-терминологические» споры с литовскими государями, чему в немалой степени могли поспособствовать его дипломатические сношения с Габсбургами и предполагаемое родство с императорской фамилией. Но эти планы не осуществились. В 1489 г. император Фридрих III не проявил интереса к развитию контактов с московским двором и не отправил в ответ на великолепные подарки и послание, присланные ему Иваном III, ни посольства, ни письма. Великий князь затаил обиду и годом позже, отправляя подарки Максимилиану Габсбургу, не почтил даром императора. Каким же должно было быть его раздражение, когда с Максимилиан поманил его миражом равноправного и взаимовыгодного договора, а потом за ненадобностью отставил.Среди присущих Ивану III черт характера Н. С. Борисов особо отметил мстительность, которая была вопросом принципа[788]
. С этим можно согласиться. Чтобы сохранить лицо, великий князь должен был произвести ответный удар, причем такой мощи, чтобы он эхом отозвался по Европе. Новгородское подворье и Ливония были единственными болевыми точками «Немецкой земли», которые оказались в его власти и на которые он мог оказать воздействие.А. А. Зимин не случайно причислял Ивана III к политикам, «которые отличаются методичностью в решении поставленных задач»[789]
, и подготовка им новгородской акции подтверждает эту характеристику. Он тщательно подготовился. Союз с датским королем обеспечивал его послам путь за море через Скандинавские страны, минуя Ливонию.Инициатива русско-датского договора исходила от датчан. У короля Юхана был отличный флот, но небольшая численность армии затрудняла действия против Стена Стуре, намеревавшегося покончить с зависимостью Швеции от Дании. Иван III, претендуя на возвращение трех карельских погостов, имел возможность организовать поход в глубь шведской территории, ослабить или даже полностью разбить непокорного шведского правителя, после чего датский король мог пожинать плоды его успехов. Юхан, по-видимому, предложил заключить брак между своим сыном и дочерью Ивана III. Условия русско-датского договора 1493 г. — военный союз и династический брак — напоминали русско-имперский договор 1491 г. и стали для Ивана III своеобразной компенсацией за неудачу русско-имперских переговоров, позволив сохранить присутствие в большой политике в качестве равноправного союзника и родича короля сильной европейской державы.