Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

В книге достаточно обстоятельно представлена культура повседневности молдаван¹³⁶, обращается внимание на специфику сезонных работ молдаван, подчеркивается своевременность введения правового регулирования взаимоотношений между владельцами земли и «царанами» (крестьянами)¹³⁷.

Весьма показательно выглядит описание Дараганом привилегированного сословия бессарабских молдаван, рисуемого в середине XIX в., в основной своей массе инертным и глубоко законсервированным. Кстати, допустимо предположить, что именно благодаря этой инертности и законсервированности основная часть молдавской элиты оказалась мало вовлеченной в процесс румынизации сознания, прежде всего внутри своего сословия: «Обращаясь к владельцам помещикам в Бессарабии, нельзя не сказать, что кроме тех лучших бессарабских фамилий, которые остались в Бессарабии с присоединением ее к России и к которым принадлежат князья Кантакузины, Гики, Балшь, Стурзы, Рознаваны, Катаржи и проч., весьма немного находится в крае древних аристократических родов. Большая часть мелких владельцев принадлежит к низшему классу, из которого они вышли, пользуясь стечением обстоятельств во время смутного времени войн, и когда еще совершенный порядок не водворился в управлении. Оттого они живут, большею частью уединенно, в прежних привычках и с прежними понятиями, не улучшая своего быта, не сохраняя должной положительности в своих делах. Их дворянские выборы еще далеки от того порядка, который начертан в законе, между тем как из 4239 дворян, числящихся в крае, только 98 человек имеют право участия в выборах. Должно однако же прибавить, что время и стройность нынешнего правления, обещают, по крайней мере в молодом поколении, и из среды мелких дворян, людей образованных»¹³⁸.

Рассуждая об образовании, автор демонстрирует подход, свойственный российскому аппарату управления, который распространял принцип унификации населения на окраинах российской империи, в том числе и в Бессарабии, основываясь прежде всего на религиозной идентичности. Так, давая характеристику местному населению, автор прежде всего фокусирует свое внимание на распространении греко-российских православных обрядов среди массы поселенцев края: «Кишиневская епархия приобрела уже много новых христиан в задунайских переселенцах. Ныне под ведением ее находится более семи сот тысяч христиан разных племен, обычаев и наречий. Русские, молдаване болгары, русняки, некрасовцы, составляющие народонаселение Бессарабии, подчинены одной консистории и одному архиепископу. Обряды молдаван и болгар нисколько не различествуют от обрядов грекороссийской церкви, несмотря на столь долгое их разобщение, если исключить их неприятный напев в нос, взятый от греков, да еще некоторые, самые незначительные отступления, как, например, ударение в било, особые клобуки монахов и проч. На свадьбе, крестинах, похоронах, на святки и в некоторые другие праздники есть между этими племенами свои народные обычаи, имеющие однако же общие славянские черты. Особенных обрядов, заслуживающих здесь описания, которые бы имели влияние на нравственность народа, нет ни у молдаван, ни у болгар, ни у русняков. Как люди еще необразованные, они суеверны: но между ними нет также ни особенных поверий, ни преданий, ни даже мест, особенно чтимых народом, куда бы стекались из многих селений на поклонение <…>, это должно приписать именно тому, что племена здесь поселенные, не искони живут в Бессарабии, служившей поприщем многих различных народов. Для русских, болгар, для молдаван даже, Бессарабия имеет мало национально-исторического интереса»¹³⁹.

Из приведенной цитаты видно, что автор ни на йоту не отходит от поставленной цели – дать описание местности и населения на предмет его лояльности и возможности взаимодействия в случае военных действий. Н.М. Дараган, делая упор на общую православную идентичность большей части населения края, не сильно углублялся в изучение традиционно-бытовой народной культуры. Обращает на себя внимание ошибочное отнесение молдаван к некоренному населению края, равно как отсутствие у них «национально-исторического интереса» к родной земле. Подобное голословное высказывание вызывает по меньшей мере недоумение.

Собственно мнение, прозвучавшее в книге, можно было бы рассматривать как личную ошибку отдельного автора¹⁴⁰, другое дело, когда речь идет о серии «Записок офицеров Генерального штаба»: в этом случае подобное высказывание приобретает уже по крайней мере ведомственную точку зрения. Напомним, что в России позиция военных всегда пользовалась особым весом.