Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

В научной литературе (в том числе) немало ссылок на поговорку, получившую распространение в крае в рассматриваемый период: «Мама рус, тата – рус, а Иван – молдаван»¹⁶⁶. Это требует пояснения: несмотря на то, что русская администрация боролась с так называемым бродяжничеством, отлавливала и высылала беглых в другие губернии, их приток в новороссийские земли и в Бессарабию был велик¹⁶⁷. Представители других этносоциальных групп зачастую записывались молдаванами, не имея никакого отношения в данному народу. Учитывая, что речь шла о беглых, число которых, как успел убедиться читатель, исчислялось тысячами (на примере выселенных), их растворение в том числе в среде молдавского населения также способствовало дальнейшему отдалению от запрутского населения и формированию региональных особенностей, в условиях, отличных от запрутской Молдовы. Причем в небольшой по размерам Бессарабии региональные особенности складывались по-разному на юге, в центре и на севере края.

Тут необходимо обратить внимание на еще одну деталь, подмеченную Защуком. Говоря о бродяжничестве как о форме преступления, он подчеркнул, что оно пользуется народным сочувствием: «…Здесь, пожалуй, бродягу не примут в дом, но никто из лиц, не обличенных полицейской властью, не будет преследовать бродягу. По статистическим выводам, в Бессарабию прибывает более 20000 беспаспортных в год¹⁶⁸»¹⁶⁹.

Но раз уж зашла речь о беглых, было бы несправедливо не упомянуть еще одну страницу в истории Бессарабии, особенно ее южной части, о чем тоже писал А. Защук. В крае было принято «голосовать ногами»¹⁷⁰, прежде всего в своих интересах. Описывая ситуацию, связанную с Южной Бессарабией, перешедшей, согласно Парижскому миру в 1856 г. к Молдавии, контролируемой Турцией¹⁷¹, автор давал следующую характеристику местному населению: «Часть отошедшего населения возвратилась и продолжает до сих пор еще возвращаться в наши пределы; но вместе с тем, некоторые из местных жителей Бессарабии, пользуясь возможностью легко переходить сухую пограничную черту, отправляются в Молдавскую часть, более для того, чтобы опять явиться сюда, под видом переселяющихся выходцев из отошедшей части, и воспользоваться некоторыми правами и льготами»¹⁷².

Подробные сведения о сословиях края, вероисповедании населения дополнительно формируют общую картину идентичности последнего, в том числе молдаван. В этом контексте обращает на себя внимание замечание Защука, заимствованное им у Надеждина: «В Молдавском и Валахском княжествах сохранилась постоянно длинная-предлинная “табель о рангах”, питавшая несметное множество дармоедов, под бессмысленными большею частию наименованиями: логофетов, вестиаров, спатарей, ворников, постельников, стольников, пагарников, ключеров, медельничеров, служеров и так далее… Румынам понравилась идея наследственного облагораживания потомков через отцов, идея, развившаяся в течение средних веков на Франко-Германском западе Европы и укоренившаяся с особенною силою в соседних с ними державах: Венгрии и Польше, таким образом произошло у них то разнообразие “привилегированных классов”, которое существует теперь и в области Бессарабской»¹⁷³. В словах А. Защука проскальзывает определенная ирония, в связи со сложной социальной иерархизацией молдавского сообщества, которая под турецким влиянием только приумножила «эту чиновную череду новыми степенями и знаниями: аг, сардарей и т. п.»¹⁷⁴. Исследователь подчеркивает, что, хоть и медленно, но тем не менее название сословий подгонялось под общероссийские стандарты. Так, резеши – в основной своей массе царане (крестьяне) или свободные хлебопашцы и однодворцы – назывались до 10 марта 1847 г. мазылами и рупташами¹⁷⁵.

Обстоятельно А. Защук демонстрирует общинное устройство резешских поселенцев¹⁷⁶, что делает представителей этого сословия похожими на общинников центральной России (конечно, со своими региональными особенностями).

Обращают на себя внимание прогрессивные взгляды автора книги, подчеркивающего необходимость наделения царан землей, что дало бы им «возможность заняться устройством на ней собственного хозяйства»¹⁷⁷ и обеспечивало бы их существование.

В книге достаточно подробно представлены основные виды хозяйственной деятельности населения края с подчеркиванием, насколько это возможно, этнической специфики хозяйственных предпочтений народов, в нее вовлеченных.

Здесь же можно встретить отдельные зарисовки национального характера молдаванина: «Местное население области – чисто земледельческое; плодородие земли, благодатный климат и легкий, скорый заработок делают здешнего селянина ленивым и беспечным. Ему незачем трудиться постоянно, как селянину северной и средней России, где земля малоплодоносна и где она замерзает более, чем на 6 месяцев в году. <…>