Россия из глубин веков и сегодня

Важное место в политике царского правительства и третьей Думы занимал польский вопрос. Польские помещики и буржуазия отказались от лозунга автономии и встали на путь «Реальной политики», ограничив свои требования введением земства и городского самоуправления в польских губерниях, суда присяжных, польского языка в школах. На рассмотрение Думы были внесены антипольские националистические законопроекты. Особенно это касалось польских губерний с преобладанием украинцев, белорусов, русских, которые в течение длительного времени подвергались ополячиванию. В положении от 12 июля 1890 года внесены ряд принципиальных изменений: вместо сословных курий – крестьянской и помещичьей – вводились курии национальные – польская и русская. Правительство от каждой национальности определялось в зависимости от надела земли. Евреи в земство не допускались. Принятый закон по этому вопросу был отвергнут Государственным Советом. Законопроект «о выделении из состава губерний Царства Польского восточных частей Люблинской и Седлецкой губерний с образованием из них особой Холмской губернии», где преобладало русское население, вызвал много споров.

Третьей особенностью, волновавшей Думу, был вопрос об антисемитизме, который достиг чудовищных размеров. VII Съезд объединенного дворянства со всей решительностью заявил о необходимости «очищать русскую землю от евреев, очищать твердо, неуклонно, шаг за шагом и по выработанному заранее плану».[8]

Евреям запрещалось проживать в дачных местах, передвигаться по железным дорогам, на них устраивались облавы в городах и лесах, где они скрывались от выселения из Киева, Смоленска, Чернигова, Гомеля, Полтавы и др. городов. Кульминацией антисемитизма стало так называемое дело «Бейлиса». В марте 1911 года в Киеве был убит 12 летний мальчик Андрей Ющинский, вместо поиска истинных убийц на скамью подсудимых был посажен некий Мендель Бейлис, приказчик кирпичного завода, вблизи которого был убит этот мальчик, проведший два с половиной года в тюрьме, прежде чем предстать перед судом. Забастовки протеста против этого суда прошли в Петербурге, Казани, Саратове, Харькове, Юзовке и многих других городах. Весной 1914 года большевистской фракцией был внесен в Думу «Проект об отмене всех ограничений прав евреев и всех вообще ограничений, связанных с происхождением или принадлежностью к какой бы то ни было национальности».

Началось активное внимание к рабочему вопросу. Первым конкретным шагом в этом направлении было создание в январе 1905 года Комиссии В. Н. Котовцева, суть его программы сводилась к организации больничных касс, создаваемых на средств рабочих и фабрикантов, созданию на предприятиях смешанных органов из представителей администрации и рабочих «для обсуждения и разрешения, возникающих на почве договора найма вопросов, а также для улучшения быта рабочих», сокращение рабочего дня с 11,5 до 10 часов, пересмотр статей закона, касающихся забастовок и досрочного расторжения договоров о найме».[9] Программа была одобрена комитетом министров. В последующие несколько лет она неоднократно обсуждалась Правительством и заводчиками. Они решили, «чем позже будут рассматриваться эти законы в Думе, тем правильное будет их решение, тем почва для них будет солиднее, нормальнее, доступнее».[10]

Были приняты законы о страховании рабочих от несчастных случаев и о проведении Столыпинской реформы, о которой говорилось выше.

Ленская стачка, расстрел ее, могучая волна революционного движения подвели итог пятилетней деятельности Думы. Провалились все расчеты Правительства и либералов на успокоение народа. «Если напору реакции не будет положен предел, – писал журнал «Русская мысль», – если конституционных сил России окажется недостаточно для мирного государственного преобразования, то большевизм, несомненно, будет победителем и загонит ликвидаторов в задний угол.»

Надежды, что новая Государственная Дума разрешит накопившиеся в обществе противоречия, не оправдались. Итоги выборов в 1912 году в IV Государственную Думу не изменили ее качественный состав.[11]

В течение первой сессии Правительство не внесло в Думу ни одного значительного законопроекта. Дума погрузилась в неверие, ее комиссии – в непослушание, нередко отсутствовал кворум. У IV Думы, по существу, не было возможностей для творчества. Многие законотворческие инициативы в ней погибли.

При невозможности осуществить реформы перехода на рельсы буржуазной монархии Коковцев писал: «В ближайшем кругу государя понятие правительства, его значение как-то стушевалось и все резче и рельефнее выступал личный характер управления государем». Авторитет главы правительства «совершенно поблек», и стали господствовать «упрощенные взгляды», что «государь может сделать все один», а власть министров и Думы должна быть ограничиваема возможно меньшими пределами, т. к. они умаляют престиж царя».