Россия – Крым – Украина. Опыт взаимоотношений в годы революции и Гражданской войны

Если говорить о возможных предпосылках установления более или менее стабильных отношений между УНР, руководимой С.В. Петлюрой, и Крымом, попавшим в управление П.Н. Врангеля, то придется признать, что для обеих сторон доминирующими тут были тактические расчеты: использовать предполагаемого партнера (союзника) для собственного укрепления, поскольку по отдельности каждый государственнический субъект был слаб, не мог всерьез надеяться на победу над врагами, главными из которых представлялись уверенно усиливавшиеся большевики, советская власть[361]. То есть общих стратегических интересов не было и в принципе при разных целях быть не могло. Потому и контакты на различных уровнях, обмен специальными посланцами (условно, а иногда и в полном смысле слова их можно называть дипломатическими миссиями, делегациями) сводились больше к зондированию почвы о возможных соглашениях и определении выгод от них. Обе стороны при этом относились к перспективам налаживания конструктивных отношений со скептицизмом и даже с подозрениями друг друга в неискренности, старались не дать «обыграть» себя в дипломатических играх, не совершить каких-либо опрометчивых шагов, не взять лишних обязательств[362].

Причина была более чем прозрачной – сторонников Белого движения при всех заверениях в изменении отношений к украинскому движению, украинской государственности, клятвах о торжестве демократических начал в будущем устройстве Российского государства не без оснований принимали за сторонников единой, неделимой России, в которой Украине в любом статусе вряд ли будет комфортно.

П.Н. Врангель и его сторонники стремились доказать, что они отошли от «единонеделимской» стратегии А.И. Деникина. Но предлагаемая схема конструирования будущего российского государства представлялась не во всем ясной. Не отступая от идеи сохранения унитарной страны, новый лидер Белого движения считал, что цели можно добиться путем установления договорных отношений, конституированным через представительские собрания национально-государственных и краевых образований, положив в основу широкой федерации прежде всего общность экономических интересов. Иными словами, не прибегая к юридическому признанию возникающих государственных субъектов, де-факто признавать их суверенитет[363].

И хотя намечаемый курс начинал воплощаться в договоренностях с донским, кубанским, терским и астраханским казачеством, не все верили в чистоту провозглашаемых замыслов. Отчасти это подтверждалось поведением белого барона-диктатора: в моменты усиления своих позиций он, к примеру, охладевал к украинской проблеме, возобновляя дозированную активность в осложнявшихся ситуациях или в преддверии важных акций, для проведения которых чувствовался недостаток собственных сил. В таком духе можно было оценить «Воззвание главнокомандующего к украинцам» (не «малороссам», как у А.И. Деникина) от 12 августа 1920 г. Акцентируя внимание на необходимости единения для борьбы с общим врагом – большевизмом, документ не содержал каких-либо конкретных положений относительно Украинской Народной Республики. Вообще стоит согласиться с мнением, что сколько-нибудь серьезной программы отношений к украинскому вопросу так и не было выработано[364].

Наиболее яркий пример этого – весьма сдержанное, даже прохладное отношение к инициативам Я.И. Слащева, не раз предлагавшего главнокомандующему специальные проекты мероприятий по украинскому вопросу (генерал-лейтенант при этом исходил, естественно, больше всего из военно-стратегических соображений). Проекты предполагали официальное одностороннее признание главным командованием ВСЮР прав Украины в будущей Российской Федерации, образование Украинской Народной Громады как выразителя украинской общественно-политической мысли; созыв в Крыму украинского съезда для разработки программы Украинской Народной Громады; создание при главнокомандующем Совета по украинским делам с совещательными функциями, но с широким спектром действия; создание на территории Украины украинской регулярной армии, а также органов по организации и объединению повстанческих отрядов. После предполагаемого овладения Югом Украины Я.А. Слащев предлагал П.Н. Врангелю подписать с представителями Украины договор, подготовленный Советом по украинским делам и Украинской Народной Громадой[365].

После ознакомления с документом Я.А. Слащева П.Н. Врангель сказал, что не имеет принципиальных возражений, однако «в силу известных политических соображений окончательного ответа в эту минуту дать не может»[366]. До реализации проекта так и не дошло, как и до каких-либо иных практических мер относительно украинской проблемы[367].

Трудно было ожидать доброжелательного отношения к украинству и со стороны ближайшего окружения П.Н. Врангеля – белых генералов и офицеров, калединской элиты, все время ведших «свою игру» с явно окрашенной антиукраинской позицией в объективно сложном сегменте общественной жизни[368].