Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4

В то же время курс XX съезда ни в коем случае не был буржуазным и не ставил целью реставрацию буржуазных порядков. Полагать так могут только люди, необременённые серьёзной подготовкой в области социальной теории и полагающие — в полном соответствии с советской пропагандой, продуктами которой они являются, — что социалистическое общество есть общество без неравенства, иерархии, господствующих групп и эксплуатации. Таких обществ вообще не бывает. У исторического коммунизма — свои формы и типы неравенства, иерархии, господствующих групп и эксплуатации, отличные, скажем, от феодализма или капитализма.

Развитый (зрелый) исторический коммунизм с необходимостью отличался от раннего превращением господствующих групп в слой для себя, усилением неравенства и т. д. (но без какой-либо буржуазификации и введения частной собственности). Тем не менее, на путь, который привёл к 1991 г., номенклатура вступила именно в 1956 г., на XX съезде КПСС, который поэтому будет оставаться «красным днём календаря» для властных групп постсоветского социума. Но ведь писал же В. В. Набоков: родина и власть — не одно и то же.

Леонид Брежнев и его эпоха [9]

В 1970-е годы трудно было представить, что когда-то мы будем отмечать (даже в смысле: фиксировать) столетие со дня рождения Брежнева. Интересен ли Брежнев как личность? Конечно, нет. Будучи по-человечески симпатичнее большинства своего предшественника и преемников он при этом был тем, кого именуют «серой личностью». Но он и не мог быть другим, иначе никогда не сделал бы карьеры при том антиестественном отборе, который был характерен для послесталинской номенклатуры и усиливался по нарастающей, кульминировав в Горбачёве и его команде. Брежнев тем и привлекает внимание, что был ярким представителем и выразителем интересов зрелой, сытой, а потому в целом незлой, не стремящейся лить кровь номенклатуры. Он был воплощением этого типа. Поэтому в столетний юбилей Брежнева надо говорить не столько о нём, сколько о модели и эпохе, которую он выражал, а точнее — отражал.

Брежневская эпоха интересна не только сама по себе. Она стала снятием противоречий, накопившихся в советском обществе в 1920–1950-е годы (особенно в 1950-е), и в то же время в её недрах возникли острейшие противоречия, которые вышли наружу в 1980-е и были разрешены посредством горбачевизма и ельцинизма. Сегодня эти противоречия в их снятом виде уже почти не существуют — эпоха, начавшаяся на рубеже 1960–1970-х у нас и в мире, стремительно подходит к концу, и юбилей Брежнева — хороший повод попрощаться с ней.

Согласно одному из мифов, брежневизм — это частичная реставрация сталинизма. В основе данного мифа лежит полное непонимание социосистемной природы номенклатуры. Номенклатура возникла и всю раннюю стадию своего развития просуществовала как слой, не имевший физических, социальных и экономических гарантий своего существования. С Хрущёвым в 1953–1956 гг. номенклатура решила проблему физических гарантий и начала борьбу за социальные экономические гарантии. На этом пути встал Хрущёв. Его устранение в 1964 г. стало основой обеспечения экономических и социальных гарантий и открыло «золотой век» номенклатуры как статусной группы (господство горизонтальной мобильности/ротации над вертикальной, возможности расхищения, обогащения, минимум ответственности).

Брежневский режим был намного дальше от сталинского, чем хрущёвский: брежневизм есть устранение из хрущевизма почти всего, что оставалось от сталинизма. Именно брежневская модель, а не хрущёвская переходная фаза к ней от сталинской была реальной «оттепелью», но в тепле ощущался, усиливаясь, запах гниения. Зрелость и начало разложения номенклатуры транслировались на весь социум. Принцип алкаша Феди из гайдаевской «Операции Ы»: «к людя́м надо мягше, а на вопросы смотреть ширше» — вот девиз брежневской эпохи. Иногда говорят: при Брежневе начали сажать диссидентов. Но прежде, чем сажать, надо, чтобы они появились. Диссидентское движение, невозможное при Хрущёве (уж он-то показал бы «пидарасам» «кузькину мать»), развернулось именно при Брежневе. Да, исторический коммунизм с «человеческим лицом» это коммунизм с лицом Брежнева — воровато-глуповатый коммунизм с сильно выраженными ведомственными и обкомовскими чертами, сквозь которые все отчетливее просматривается олигархический принцип. Именно тот принцип, помимо прочего, так и не позволил системному антикапитализму превратиться в настоящий посткапитализм и оставить Запад в историческом офсайде.