Россия на краю. Воображаемые географии и постсоветская идентичность

Воображаемый черноморский юг Улицкой символизирует две разные идентичности. В «Медее и ее детях» изображен древний и идиллический Крымский полуостров, а побережье в «Казусе Кукоцкого» – это северо-западное побережье, пустынный закоулок в районе Одессы. В обоих случаях Улицкая изображает побережье проблемным, колонизированным местом, дающим повод усомниться в официальной версии советской истории и переоценить ее. Вводя в повествование нонконформистские голоса разных этнических групп, полов и поколений, она ставит перед собой цель воспеть периферийный мир с его множеством культур и потенциалом для альтернативных точек зрения.

В книге «Местонахождение культуры» (Th e Location of Culture) Бхабха утверждает, что одной из структурных осей, в соответствии с которыми колонизаторы оправдывают колонизацию, является противостояние между доминирующими, колонизирующими культурами, которые утверждают, что имеют историю, и теми, которые, по утверждению тех же самых доминирующих культур, истории не имеют. Колонизатор утверждает, что колонизируемая культура статична [Bhabha 2004: 54]. Мы уже отмечали, насколько сложным в это смысле был опыт российской колонизации.

В романе «Медея и ее дети» Улицкой удается заострить внимание читателя на живой памяти древних народов Крыма. Символом этой памяти является заглавный персонаж, Медея, чей старинный греческий диалект несет в себе слои истории. Медея была «последней чистопородной гречанкой в семье, поселившейся в незапамятные времена на родственных Элладе Таврических берегах» (M, 3). Она говорит так, будто слова все еще непосредственно связаны с вещами и действиями и практически не несут абстрактных или метафорических обертонов. Так, в ее «изношенном, полнозвучном языке» слово «метафорисис» – «метафора» – сохранило «изумительную буквальность» и означает «перевозку» (М, 3).

Этот древний язык также проясняет смысл фамилии Медеи, Синопли, которая имеет два греческих корня. Приставка «sin-» или «syn-», означающая «с», «вместе», объединяется с корнем «p-l»: «полис», «город», «сообщество». Эти корни напоминают о большом человеческом сообществе, которое остается единым, несмотря на военную разруху и преследования. Семейная история семьи Синопли уходит гораздо дальше в прошлое и обещает продвинуться гораздо дальше в будущее, чем Сталин или сам Советский Союз. Хотя большинства членов семьи поколения Медеи уже нет на свете, их потомки рассеяны по всему Советскому Союзу – Центральной Азии, Прибалтике, Москве и Черноморью. К концу романа семья Медеи расселена по трем или четырем континентам – Европе, Азии, Северной и Южной Америке.

Улицкая добавляет новые слои к структуре мифа о Медее, чтобы усложнить и углубить историческую картину: она накладывает на греческий миф события ХХ века, создавая ощущение, что сталинская история – не более чем эпифеномен. Здесь «миф о происхождении» оказывается на стороне ассимилированного греческого меньшинства. Мифическая Медея происходит из Восточного Причерноморья, с территории современной Грузии (древняя Колхида, теперь Батуми), как и мать Матильда новой Медеи. Мифическая прародительница, похоже, имеет мало общего с ее современной тезкой. Древняя Медея – мудрая женщина и волшебница из Колхиды. Она помогает Ясону завладеть золотым руном и бежать от ее отца. Затем она выходит замуж за Ясона и рожает двоих детей. Когда Ясон бросает ее ради женитьбы на другой, она убивает своих детей, чтобы те не страдали как дети брошенной матери, а затем убивает молодую жену Ясона.

В «Медее и ее детях» такой трагедии нет, хотя другие есть. У самой Медеи нет собственных детей, но она по-матерински относится ко всем вокруг и является сердцем и душой семьи. Она действительно символ – и даже «икона» – и хранительница мифической семейной родины.

Даже при явной разнице между двумя Медеями, само присутствие в заглавии мифа о Медее побуждает читателя рассматривать роман сквозь призму древних тем предательства и убийства. С этой точки зрения роман действительно воспроизводит миф о Медее, хотя и довольно неожиданным образом. В отношениях Медеи с ее мужем, «веселым» евреем, зубным врачом Самуилом Мендесом, ее явным образом «обскакала» ее младшая соперница и любимая сестра, «веселая» Александра. Александра родила от Мендеса дочь Нику. В конце концов старший из четырех детей Александры, Сергей, женится на Тане Гладышевой (дочери Веры Ивановны), и у них рождается Маша. Эти две девочки, Ника и Маша, почти погодки, принадлежат к двум разным поколениям: хотя они и считают себя «сестрами», на самом деле они тетя и племянница.