Россия на распутье: Историко-публицистические статьи

Вопрос о возможной попытке возродить монархию на новой династической основе остается открытым, но было бы бесполезно рассуждать о шансах такой авантюры. Я бы хотел лишь отметить, что события 1613 года, когда Романовы, отнюдь не самый знатный аристократический род, взошли на трон, занимаемый до этого потомками Рюрика, не могут рассматриваться как исторический прецедент в этой связи. В атмосфере трехсотлетней давности это дело возрождения России было естественным. В политическом сознании народа не было никакой иной формы правления, помимо самодержавия. Все самозванцы и претенденты Смутного времени выдвигали притязания именно на эти титул и власть. Нет необходимости указывать дополнительно на то, что с тех пор возможные комбинации значительно увеличились: даже в самых темных углах страны знают сейчас, что существуют другие способы управления государством. Понятие республики вовсе не является чем-то незнакомым или вызывающим недоверие народа, в то время как, с другой стороны, любое обращение к монархической преемственности вызвало бы возражение и не могло бы быть выдвинуто без какой-нибудь степени традиционной власти. Политическое обучение народа шло медленно и в некоторых отношениях оно приобрело нежелательный оборот, но триста лет не прошли бесследно для политического сознания.

Другая форма монархического устройства, однако, является чем-то большим, нежели просто предметом для фантастических спекуляций. Я имею в виду попытку превратить военную диктатуру, вырастающую из смертельной схватки с большевизмом, в постоянную империю по наполеоновскому образцу. Такую возможность не стоит исключать как фантастическую и совершенно недопустимую. Разочарование в либеральных теориях, жажда покоя и порядка, требование возмездия и наказания, которые, несомненно, должны появиться вслед за наследием большевизма, дадут достаточно материала для «контрреволюции», и военачальник, который положит конец современной смуте, естественно, станет центром политических движений, направленных на восстановление личного правления по имперскому образцу. Позвольте, однако, выразить надежду, что откат в этом направлении приведет к непоправимым ошибкам.

Империалистическая революция означала бы возвращение к смертельной борьбе между властью и свободой, которая уже привела к современному разрушению страны. Власть является необходимым элементом при создании государства, но было бы величайшим несчастьем, если бы власть утвердилась в возрожденной России как единственный и абсолютный принцип управления. Власть должна сочетаться с правом и обосновываться правом, то есть упорядоченностью субъективных прав, и никакой упорядоченности субъективных прав нельзя установить, если жизнь государства зависит исключительно от личного усмотрения.

Признание этой взаимозависимости между властью и субъективным правом является сутью и общей чертой всех конституций, и мудрость государственных деятелей в цивилизованных странах состоит в установлении условий и пропорций, в которых эти два элемента стабильности должны сочетаться в отдельных случаях. Любое нарушение этой основополагающей формулы приведет к продолжительным беспорядкам и борьбе, к положению дел, подобному тому, что господствует в Китае или в Персии после крушения их традиционных политических систем. Помимо этого, контрреволюционная империя окажется вне процесса развития демократии в цивилизованном мире. Не может быть сомнений, что многие трудности в деле национального возрождения в России были созданы недоверием западного демократического общественного мнения в отношении целей и политики военных лидеров. Coup d\'etat129, совершенный Колчаком в Омске730, может быть, и был необходим, с точки зрения создания действенной силы и эффективной администрации, но он был прескорбным препятствием с точки зрения международного сотрудничества, и будущие историки, возможно, будут очень внимательно изучать возможность выработки действенного компромисса с антагонистски настроенными социалистами, представленными Авксентьевым и его коллегами. Тот факт, что эти люди, когда были отстранены от должностей и изгнаны, остались верными в своем обличении ленинской тирании, во всяком случае, показывает, что их нельзя обвинить в отсутствии патриотизма, даже если некоторые из их взглядов и мер служили препятствием для быстрых и решительных действий. Я упоминаю этот уже ушедший в прошлое эпизод только потому, что он служит предостережением против более амбициозных планов в будущем.