Россия на распутье: Историко-публицистические статьи

Проблема создания демократических основ управления не менее трудная. Непрактичные идеалисты 1905 года думали, что они открыли простую формулу для преодоления всех сложностей. Пусть страной управляет собрание, избранное всеобщим, равным, прямым и тайным голосованием. Эта известная формула «четырехвос-тки» провозглашалась с каждой трибуны, и любая попытка внести изменения в священные требования отвергалась как уловка реакционеров из среды аристократии и бюрократии. Священная формула была воплощена на практике после переворота 1917 года, в результате чего толпы необразованного народа наводнили выборы, следуя за беспринципными демагогами и политиканами. Те, кто заседал в четырех Думах при Николае II, были prima facie 733 поставлены в невыгодное положение самим фактом, что у них был какой-то опыт в государственных делах. Наивная теория, что современная республика может управляться общей суммой всех воль [ее] индивидуальных членов, является курьезным пережитком рационалистической концепции общества, господствовавшей в XVIII веке. К этому времени мы знаем, что голоса следует не только считать, но и взвешивать; фикция, что люди равны по своему опыту и способностям, когда она прилагается к политически неразвитым обществам, является простым оправданием политических жонглирования и подтасовки. Лучшим, что можно сказать в пользу всеобщих выборов, [является] то, что их трудно заменить разумной и справедливой градацией гражданских прав. Один избирательный ценз, во всяком случае, может быть введен без всякого ущерба для демократических принципов. Пусть мужчины и женщины участвуют в выборах независимо от их имущественного или классового положения, но пусть будет признано, что, по крайней мере, элементарное образование требуется от тех, кому доверена решающая функция в управлении их страной. Если бы потребовалась самая умеренная проверка грамотности, что-то наподобие тестов, используемых в Соединенных Штатах и которые хотят ввести в Канаде, то, возможно, одна треть населения России сразу же получила бы право голоса, и расширение права участвовать в выборах зависело бы автоматически от распространения образования. Это представляется достаточной гарантией как против грубых ошибок толп избирателей, так и против пагубных интересов плутократов и олигархических групп.

Однако другой «хвост» формулы лучше устранить. Нельзя обоснованно ожидать от огромных масс отсталого крестьянства ясного осознания важности проблем национального управления. В лучшем случае их участие будет выражаться в спорадических усилиях. Избирательные функции должны быть сокращены до минимума, если за ними следует сохранить их политическое значение. Даже население, более привычное к требованиям самоуправления, иногда демонстрирует недостаток постоянной активности: в выборной кампании 1918 года в Великобритании часто случалось, что в некоторых районах пятьдесят процентов выборщиков не принимали участия в голосовании. Простых людей в России просто тошнит от политической агитации, и число абстентистов, несомненно, значительно превысит число тех, кто действительно участвует в выборах. Непохоже, чтобы те, кто действительно голосует, ясно понимали запутанные проблемы и проводили сознательно различия между разными политическими программами. С другой стороны, нет достаточного основания для того, чтобы предположить, что у населения нет более жизненных интересов и достаточных знаний губернских и местных дел. Возможно, наиболее удобным было бы отбросить требование прямых выборов в Национальное собрание. Парламент, построенный как центральное собрание представителей земств и городов, предоставил бы лучшие гарантии здорового и умелого руководства, чем собрание, выбранное прямым голосованием. Если бы такой способ был бы признан недемократичным, то следовало бы настоять на создании Сената или Второй палаты, представляющей губернские и городские объединения, так же как и другие организованные силы – университеты, духовенство, возможно, кооперативы и профсоюзы.