Россия – наша любовь

Приходила полная энергии Наталья Дурова, наследница великих цирковых традиций и дрессировки животных. Она сама занималась этим долгие годы, прятала руку с откушенным тюленем пальцем, много писала о своем опыте. Но чаще всего она рассказывала о своих походах по квартирам «нашего» района в качестве так называемого агитатора перед предстоящими выборами. Она серьезно относилась к своим обязанностям, убеждала изо всех сил, чтобы ее избиратели как можно раньше появлялись в комиссии и проголосовали, поскольку это должно было свидетельствовать об эффективности ее деятельности. При случае она отмечала то одно, то другое, о чем не догадывалась, работая на цирковой арене Дуровых. Такие милые жители задавали странные вопросы и вели себя подозрительно. «А это ведь советские люди!», – вздыхала она, заводя глаза к небу. Нас очень забавляло такое ее предвыборное поведение. Недавно мы видели ее по российскому телевидению, где она вела свой «Уголок Дурова» – в ней все так же много энергии, она общительна, только более эксцентрично одета, и наверняка уже забыла о своих походах в качестве агитатора в центре Москвы…

Нередко приходил также «непрошенный», как нам казалось, гость – преподаватель Московского университета Петр Николаев, историк и теоретик литературы, автор многочисленных работ и изданий. Его присутствие у Явичей удивляло нас, нам как-то не удавалось с ним установить контакт. Он также однажды посетил Варшаву по приглашению нашей кафедры русского языка и литературы Варшавского университета. По правде говоря, мне всегда казалось, что он путается в своих теоретических рассуждениях, а не объясняет литературные явления. Но, может быть, это мое личное восприятие, потому что у него не было проблем с нехваткой слушателей и читателей.

Однажды в июне 1973 года потрясенный Август Ефимович сообщил нам о смерти Раисы Ефимовны, с которой он провел столько лет в гармонии и согласии. Он продолжал работать, конечно, чтобы взбодрить себя. Ёлка заботится о нем, а также… женщина, которая любила его всю жизнь и ждала его. Однако они были вынуждены покинуть квартиру на Тверском бульваре, потому что у Института им. Горького появились какие-то свои планы. Он переезжает вместе с Тамарой Константиновной, уже его женой и опекуном, далеко на окраину, на улицу Гамалеи. Оттуда тоже будут приходить письма. Жалуется, что это далеко от центра, но добавляет, что, хотя бы больше воздуха и зелени.

Мы познакомились с Тамарой в их новой квартире. Она моложе, приятная. Но это не Раиса Ефимова с ее трясущейся головой… А потом в 1979 году пришло сообщение от Ёлки о том, что Августа Ефимовича не стало. Мы ходили с ней на кладбище, чтобы положить цветы в нишу в колумбарии. Сегодня нет уже и Ёлки, и Феликса. Есть ли кто-нибудь, кто он них еще помнит?[124]

Юлиан Григорьевич Оксман и круг его друзей

К Юлиану Григорьевичу Оксману мы попали совершенно иным путем. В 1956 году в четвертом номе журнала «Пшеглёнд Хисторычны» вышла моя обширная рецензия на сборник, посвященный декабристам[125]. В то время я сама или совместно с Ренэ писала много рецензий. Это было отличной тренировкой навыков. Наша «бабуся Зося» их редактировала. Она сотрудничала тогда при польском издании «Ревизора» Гоголя с Юлианом Тувимом, который очень ценил ее. Мы учились у нее не повторять одни и те же слова, пользоваться разными словарями. Это была отличная школа. Кроме того, благодаря этим рецензиям позже мы познакомились со многими интересными людьми, так как обычно для рецензий мы выбирали книги, которые вносили что-то новое в науку. Таким образом, например, мы установили связь с Тартуской школой, о чем постараемся написать подробно.

В вышеупомянутой рецензии я поочередно анализировала статьи сборника, выше поставив аргументы «(…) эрудированной работы выдающегося исследователя движения декабристов Ю. Г. Оксмана»[126] точки зрения Лидии Медведской, ученицы известного декабристоведа Б. Е. Сыроечковского. (Обо всем этом, как и о судьбе Оксмана я узнала гораздо позже). Я критически оценила работу о польских связях декабристов, обвинив Медведскую в незнании польских источников и литературы. И тут наступила совершенно неожиданная вещь – в редакцию журнала пришло письмо, подписанное обоими редакторами, в котором они похвалили рецензию и предложили сотрудничество (письмо хранится в наших бумагах по сей день).

Когда в следующем году я приехала в Москву, у меня уже был адрес Юлиана Григорьевича, и я сразу же связалась с ним. Он жил один в общежитии, приехал в Москву из Саратова, чтобы поселиться и уже на готовое привести свою жену. Вместе мы посетили Николая Дружинина, члена АН СССР, седого, элегантного пожилого человека и, как оказалось, очень влиятельного.