Россия – наша любовь

В июне 2008 года мы посетили Стасика после перерыва в несколько долгих лет. Он был прикован к постели, рядом с ним стоял маленький столик, заменявший ему и письменный, и обеденный стол, рядом инвалидная коляска. В квартире чувствовалось отсутствие Аллы, хотя о нашем друге заботилась внимательная Светлана, добрая украинка, зарабатывавшая таким образом на учебу для сына – будущего юриста. Что больше всего поразило и нас, и Стасика – так это впечатление, что мы только что расстались и нам как всегда надо так много рассказать друг другу. Книги Рассадина выходят непрерывно – второе, третье издание. И появляются новые – о русских писателях, прошлых и настоящих. Только нет от них той радости, что была прежде, когда они появлялись с таким трудом. Так же, как когда-то нас поражала ясность и независимость его суждений: о современных авторах, о властной элите, даже о наших польских делах. В одной из своих публикаций он вспомнил об очень точном определении соцреализма, которое было дано в бурные шестидесятые: «Соцреализм – это искусство хвалить начальство в доступных для него формах»[165]. Стоит об этом помнить, когда по заказу держателей власти рождается новая литература и публицистика…

Писатели и их жены

Аркадий Белинков и Наташа

Каким он был? Таким же непоколебимым в своих убеждениях и не идущим ни на какие уступки. Он принадлежал к тем немногим, кто всегда подчеркивал, что его арестовывают не «ни за что», а за антисталинистские убеждения и написанную в этом духе литературную работу, которая была конфискована («Черновик чувств, антисоветский роман»). Это произошло в 1944 году, когда он был фронтовым корреспондентом Совинформбюро. Его приговорили к смертной казни; но благодаря вмешательству Алексея Толстого и Виктора Шкловского приговор был заменен на восемь лет трудовых лагерей в Казахстане. За его высказывания и последующие антисоветские произведения срок был увеличен до двадцати пяти лет. Он был освобожден из лагеря через тринадцать (!) лет. Он вернулся в Москву в 1956 году инвалидом, реабилитированным только по первому делу, по второму был лишь амнистирован. Кроме того, он был в очень плохом психическом состоянии, как засвидетельствовал Корней Чуковский в своем дневнике 19 июля 1962 года: «Он пришел ко мне смертельно бледный, долго не мог произнести ни единого слова, потом рассказал со слезами, что он совершенно лишился способности писать. Он стал писать большую статью: „Судьба Анны Ахматовой”, написал, по его словам, больше 500 стр., потом произошла с ним мозговая катастрофа, и он не способен превратить черновик в текст, пригодный для печати. – Поймите же, – говорит он, – у меня уничтожили 5 книг (взяли рукописи при аресте), я не отдыхал 15 лет – вернувшись из ссылки, держал вторично экзамены в Литер. И-туте, чтобы получить диплом, который мне надлежало получить до ареста (тогда он уже выдержал экзамены) – тут слезы задушили его, и он лишился способности говорить. Я сидел ошеломленный и не мог сказать ни единого слова ему в утешение»[166].

Чуковский снова возвращается к делу Белинкова в дневнике за 1964 год, отмечая: «Белинкова били и истязали в лагере – он вернулся оттуда полутрупом. Сколько я знаю его, он всегда на пороге смерти. Страданиям его нет конца: легкие, сердце, желудок – все искалечено, изуродовано»[167].

И все же Аркадий Викторович благодаря жене и друзьям сумел написать две книги и много статей.

Он принимал нас в своей квартире на Малой Грузинской улице, полулежа; все, что он говорил, было для нас чрезвычайно интересно, у него был желчный характер и острый язык. Его жена Наташа, верная помощница во всем, суетилась по дому. Как раз вышло второе издание его книги о Тынянове. Оксман написал нам об этом событии в письме от 13 мая 1966 года: «Дошло ли до Вас второе изд. книги А. Белинкова „Юрий Тынянов”. На редкость боевая книга. Совсем не похожа на первое издание; у нас ее достать невозможно, она распродана была в полчаса».

Дело в том, о чем прекрасно был осведомлен Оксман, что редактор книги вместе с Левой Шубиным, талантливым автором и сотрудником издательства «Советский писатель», специалистом по Андрею Платонову, разделявшим взгляды Белинкова, ввел в текст все места, вычеркнутые цензурой в первом издании, перефразируя их и никак не меняя их смысла. Несмотря на многочисленные дополнения и вопреки правилам, существующим при последующих изданиях, редактор и секретарь не отправили книгу на проверку (поэтому сотрудники Гослита ничего не знали о внесенных изменениях). Книга вышла из печати в том виде, в каком она была написана, и стала настоящей сенсацией. Мы прочли ее на одном дыхании.