Россия – наша любовь

Во второй раз они также приехали по нашему приглашению и каким-то образом через Югославию сбежали на Запад. Аркадий, однако, не нашел там понимания своего творчества – русская эмиграция видела в нем русофоба; его печатали, но в то же время жестко критиковали. Он еще успел в январе 1970 года принять участие в международной конференции, посвященной цензуре в СССР. Три месяца спустя, 14 мая, он скончался от сердечного приступа в больнице Нью-Хейвен в Соединенных Штатах, где ему предоставили убежище. Он не успел увидеть опубликованные материалы этой конференции. Они вышли в Лондоне в 1972 году благодаря усилиям Наташи. Название «Новый Колокол. Литературно-публицистический сборник» было дано в связи со знаменитым «Колоколом» Александра Герцена, пробудившего Россию в эпоху первой оттепели 60-х годов XIX века. Этот сборник включает, среди прочего, чрезвычайно интересную статью Белинкова, «Страна рабов, страна господ…» о реакции элиты русского общества на восстание декабристов, а также биографию самого писателя. Там также опубликован его рассказ (с датой 9 июля 1968 г.) о побеге на Запад, который представляется отчасти выдуманным с целью не навредить тем людям, которые помогли в его реализации. Последующих анонсированных томов издать уже не удалось.

После чтения его выступлений (например, открытого письма Федину, частично также монографии об Олеше) нам также, несмотря на чувства глубокой симпатии, уважения и восхищения автором, показалось, что он слишком опрометчиво использовал свободу слова, дав волю язвительности по отношению к писателям, павшим духом перед лицом террора, что он использовал слишком хлесткие слова, сыпал эпитетами, которые не позволил бы себе использовать при иных обстоятельствах. Так что даже его смерть не прервала наших споров с ним.

Юрий Давыдов и Слава

Юра был противоположностью Аркадия Белинкова – мягкий, улыбающийся, полный оптимизма, постоянно сидящий в архивах. Мы познакомились с ним благодаря Стасику Рассадину. Они втроем вместе с Натаном Эйдельманом были почти неразлучными друзьями. Если оказывались в Москве, то постоянно друг другу звонили; если куда-то разъезжались, то находились в переписке. Часто также проводили время вместе в домах творчества Союза писателей СССР в Переделкино, Малеевке и других. У них общие интересы: история и литература, а также одинаковое отношение к действительности, образ жизни и поведение в трудные моменты, благородство, честность во всех отношениях и, наконец, эрудиция, глубокое знание того, над чем они работают. Все трое книжные черви, а Натан и Юра обожают вести архивные поиски и ездят в поисках документов по всей России. В личном плане – отличные собеседники, полные чувства юмора и умения посмотреть на себя со стороны.

С Юрой мы сразу нашли контакт – сложно даже говорить о «начале знакомства», с первой минуты мы общались как будто всегда были знакомы. Давыдов писал исторические романы, с этим была связана его страсть к архивным поискам, кроме того, он был прирожденным рассказчиком, никогда не наводящим скуку. Этот талант пригодился ему в самый трудный период жизни – в лагере, где он (также как Аркадий Белинков или Юрий Штакельберг) провел после войны долгие годы, вплоть до «поздней реабилитации», как называли хрущевскую «оттепель». Благодаря этому таланту он оказался под защитой уголовников, которым, как у нас Януш Шпотаньский, выражаясь жаргонным языком, «тискал романы», то есть часами рассказывал действительные и вымышленные истории, свои собственные и классические, фильмы и пьесы, главное, чтобы они были о любви и с хорошей концовкой. Удовлетворение слушателей выражалось в расположении, которое значительно облегчало жизнь в тех адских условиях. В лагерях правили обычные воры и убийцы, именно они, а не вертухаи, заправляли всем.

В отличие от Аркадия Белинкова, следы тюремного и лагерного опыта не оказали такого сильного влияния на его психику. О том, что было скрыто в подсознании, о мучавших его снах, он не говорил. В любом случае, ничто не указывало на это: не было в нем ни желчи, ни сарказма, ни претензий к миру. Он был олицетворением спокойствия и понимания, видно это хотя бы на примере начала письма к нам от 24 июля 1992 года:

«Дорогие Вика и Ренэ!

Сознавая все значение „Солидарности”, я – ради солидарности с Викой – вторично отправился в больницу [ему в том числе удалили часть легкого с раковой опухолью – В. С.]. Теперь живу, но помню, где живу. Желал бы находиться вне политики. Но политикой, как вредными примесями, насыщен воздух».

Далее следовало интересное писательское вероисповедование: