Россия – наша любовь

«Я занялся „атомами” истории. Приведу пример, и вы тотчас поймете, в чем дело. Вот жил-был Пестель; о нем написаны горы. Жил-был денщик Пестеля, умница. О нем ничего не написано… А покамест изобразим двух мальчуганов. Один, флейтист восставшего полка, убит картечью на Сенатской площади. Другой убит осколком бомбы, сразившей Александра II и Гриневицкого. Они и стоят внимания…».

В конце письма, завершавшегося традиционными пожеланиями, он отмечает, что очень важно помнить что «краткость, известное дело, требует долгих усилий» и приводит слова Алексея Константиновича Толстого: «У того, кто много вычеркивает, глядишь, что-нибудь да останется». Такой подход к историческому материалу, плюс, конечно, повествовательный талант, завоевал его читателей. К концу жизни Юрий Давыдов стал одним из самых популярных писателей, занимающихся историческими темами, а его книги, бывшие многотиражными бестселлерами, приходилось разыскивать.

Мы имели честь и удовольствие перевести две из них: «Глухая пора листопада» о Германе Лопатине, одной из самых интересных фигур русского народнического движения, стойкого и чрезвычайно праведного человека, который решался похитить заключенных (включая безуспешную попытку освободить Николая Чернышевского из Вилюйска в Якутии). Лопатин перевел часть «Капитала» Маркса, с которым он познакомился в Лондоне. Лопатина также много раз арестовывали, он пережил не одно тюремное заключение, был приговорен к смертной казни, которая была заменена многолетней каторгой. Затем как узник Шлиссельбургской тюрьмы он был освобожден в результате революции 1905 года. Несмотря на возраст, он не прекратил своей деятельности. Лопатин был любимым героем Давыдова (он возвращался к нему несколько раз) как человек, верный идее и чрезвычайно честный со всеми, кого встречал на своем пути. В ПНР книга о превратностях судьбы революционера, даже прекрасно написанная, не могла заинтересовать читателя. Тираж, к нашему разочарованию, не разошелся.

На несколько больший отклик могла бы рассчитывать небольшая повесть, которая на польском языке называлась «Wariant afrykański» (Африканский вариант), а в оригинале на русском языке – «Судьба Усольцева», ее героем был доктор Усольцев. Давыдов рассказал об истории создания в XIX веке русской колонии «Новая Москва» в Абиссинии авантюристом Ашиновым. В начертанный им образ утопического рая на земле поверило несколько десятков людей. Они последовали за ним, чтобы убедиться в том, о чем рассказывает доктор Усольцев, как постепенно происходит крушение изначально прекрасной идеи, а созданная под африканским солнцем община вольных казаков превращается в полицейское мини-государство, управляемое жесткой рукой деспота. И это происходит не только из-за дурной воли ее организатора, но и из-за многовекового сознания членов коммуны, не приспособленных к новым условиям. Усольцев, типичный русский интеллигент-идеалист, шаг за шагом воссоздает в своем дневнике историю падения еще одной утопии в истории человечества. И России, в частности. Перевод этой тщательно написанной книги-перевертыша, которую можно понять по-разному, был истинным удовольствием. К сожалению, ей не прибавит читателей статья в словаре русских писателей (Słownik pisarzy rosyjskich. Warszawa, 1994), автор которой решила, что эта повесть, изданная в 1972 году «[…] представляет крах русской колонизаторской политики в Африке» (!). Вот Юра был бы удивлен этой интерпретацией! Личная жизнь Юры усложнилась. Однако мы не будем вдаваться в подробности – как обычно в таких ситуациях, это слишком драматичные и болезненные истории. Скажем только, что Слава, его вторая жена, заботилась о нем до последней минуты.

Не будем также повторять и рассказывать, сколько радости приносили нам встречи с Юрой, Натаном и Стасиком, со всеми вместе и с каждым в отдельности; что хорошего из еды и напитков всегда было к столу, даже когда ничего нельзя было купить в магазинах; насколько встревожила нас его болезнь; насколько приятно было получать письма и систематически высылаемые книги с сердечными посвящениями, и столь важные для работы различные справочники (например, многотомный перечень дневников на русском языке, так и оставшийся неполным на нашей полке с уходом Юрия Владимировича…).

Мария Платонова