Россия – наша любовь

Они бежали из Совдепии через Польшу, когда в январе 1925 года вместе с «Кривым зеркалом» оказались в Варшаве. Евреинов вместе с женой приехал раньше, чтобы как режиссер подготовить почву для выступлений. Он уже был довольно хорошо известен в Польше, где ставились его пьесы, вышла даже представлявшая его монография авторства Эугениуша Сверчевского[186]. Так что его встретили с уважением и симпатией, а коллеги по цеху приглашали к себе. Однако приезд «Кривого зеркала» в Варшаву стал, как вспоминала Анна Евреинова, «началом нашей Голгофы»[187]. Не будем останавливаться здесь на ее описании[188]. Зрителям не нравились уродливые костюмы, дешевые декорации; кроме того, из-за преследований советских властей часть участников труппы не получила паспорта и не смогла приехать, что отразилось на уровне спектаклей; недоброжелательное отношение варшавской критики было усилено политическими провокациями и интригами посольства. Однако сами Евреиновы после трехмесячного пребывания покидали Варшаву как победители – с цветами, конфетами, ананасами, сопровождаемые фотографами и многочисленной толпой на вокзале[189]. Несомненно, в какой-то степени способствовала этому триумфу красивая, элегантная, непосредственная в общении супруга, мудрая советчица несколько легкомысленного мастера сцены[190].

В Париж они отправились через Краков (где они познакомились со Станиславой Высоцкой) и Прагу. «Я особенно нежно люблю Краков за то, что он был первый заграничный город, поставивший „Самое Главное” в „Театре Словацкого”, откуда пьеса пошла по всей Польше, затем по Италии, потом по Европе и, наконец, по всему миру»[191].

Затем были Париж, Нью-Йорк, где активная Анна Александровна не сидела без дела. Сначала в Нью-Йорке, а затем в Филадельфии, Балтиморе и других городах она читала лекции по Достоевскому (в конце концов, она когда-то писала о нем работу!), она также рассказывала о психологии русской женщины, о советской литературе и так далее «и очень хорошо зарабатывала, – вспоминает она, – так как делала полные сборы (женские лекции вообще в Америке имели успех в то время)»[192].

Евреинов всегда мог рассчитывать на ее активную помощь. Его книги неоднократно, именно благодаря усилиям его прекрасной половины, были благосклонно встречены читателями и критиками. Именно она сделала глубокую в т. ч. стилистическую редакцию ужасного перевода «Театрализации жизни», потратив на это много месяцев напряженного труда. Исправленное издание вышло в 1930 году в известной «Оранжевой серии» издательства «Сток», благодаря чему книга получила хорошую оценку во французской прессе и дождалась многочисленных лестных обсуждений.

Ей случалось выручать мужа, выполняя работу режиссера. В том году в маленьком парижском театре, так называемом «1932», ставилась монодрама Евреинова «В кулисах души». Сам автор в это время был занят съемками. На афише виднелась фамилия какого-то другого постановщика, но на самом деле это Анна Александровна осуществляла постановку спектакля, исключительно хорошо принятого французскими зрителями и требовательными и привередливыми критиками.

Ей приходили в голову все новые идеи, часто просто вызванные проблемами семейного бюджета из-за кризиса, коснувшегося также Франции в 1930-х годах. Она отмечает в книге, что из-за отсутствия деятельности Евреинов становился все мрачнее[193]. И весной 1933 года она придумала организовать юношеский театр-студию, какого в Париже еще не существовало. На волне общего энтузиазма был создан театр «Весёлая сцена». Первый спектакль, сыгранный в театре «Старая голубятня», состоял из известных произведений трех очень популярных авторов: «Два болтуна» Сервантеса, «Отче наш» Франсуа Коппе и «Медведь и паша» Эжена Скриба. Последние два были поставлены Евреиновым. Жена постоянно заботилась о том, чтобы он не сидел без дела, защищавшего его от депрессии.

Начавшаяся война разрушила все планы. В отличие от многих русских Евреиновы не покинули Парижа в страхе перед немцами. Они предпочитали голодать и мерзнуть «у себя». Круг людей, с которыми они общались, а также отсутствие каких-либо политических связей не давали им повода бояться, что новые власти заявятся к ним с обыском или чем-то еще.

Нестерпимо трудной была зима 1940–1941 годов. «Евреинов невыразимо страдал от холода и голода», – отмечает Анна Александровна. Он спал целыми днями на узкой кушетке на кухне в глубоком оцепенении; просто таял на глазах. Его единственным желанием было что-то съесть и снова лечь в постель[194]. Следовало что-то придумать, чтобы предотвратить худшее. И вновь на выручку пришла полная изобретательности мудрая жена. Она нашла подходящее и надежное лекарство – театр. В апреле 1941 года в театре «Монсо» она организовала спектакль, состоящий из четырех одноактных пьес Евреинова: «Веселая смерть», «Степик и Манюрочка», «Муж, жена и любовник» и «В кулисах души». Спектакль был закрытым, не для широкой аудитории, но работа над ним вдохнула в Евреинова энергию и оживила.