В другой раз моя протеже отвечала весьма разумно, но полонист задал ей вопрос на тему структуры романа «Мужики» Реймонта. Девушка не может вспомнить. Вспомогательный вопрос:
– Когда начинается действие в романе?
Молчание. Чтобы указать ей, что речь идет о времени года, коллега русист добавляет:
– Когда копают картошку?
Горожанка понятия не имеет. Экзаменатор задает еще один вопрос. Как-то обошлось. Потом звонят мне: «Какой идиот спрашивает на русистике о копании картошки?!»
Мне очень нравилось проводить экзамен вместе с одной из преподавательниц, которая была хорошим специалистом, но не выговаривала букву «р». Иногда она произносила ее как «й», а иногда как твердое «л». (В связи со своим отсутствием на занятиях она, извиняясь, произносила следующее: «Дойогие йэбята, извините, что я не пйишла, но мой йэбенок заболел»).
Так что на экзаменах бывали забавные недоразумения. Например, когда она попросила просклонять слово «рожь»: «Пйослоняйте, пожалуйста, слова „золотая ложь”». Итак, «рожь» превращается в «ложь» – жертва склоняет слово «ложь». Происходит обмен мнениями. И я, и мой коллега не можем удержаться от смеха. Одна из кандидаток дала нам урок (сегодня она является замдиректора Института русистики) – когда, развеселившись, мы со Сташеком Кароляком принялись о чем-то болтать, а преподавательница экзаменовала кандидатку, последняя сначала строго посмотрела в нашу сторону, а когда это не помогло, она внезапно обернулась и с упреком сказала: «Зачем мешать?». Мы почувствовали себя очень глупо и замолчали… до конца дня.
1968 год прошел в университете не так гладко, как в Институте истории ПАН. Ход самих событий уже был многократно описан, в т. ч. в солидных монографиях. Поэтому я остановлюсь только на ближайшем окружении.
Продолжалась забастовка молодежи. Вместе со своими студентами находился профессор Стефан Жулкевский. Единственным журналом, который вел себя прилично и не напечатал ни одной антисемитской статьи, была «Политика» под редакцией Мечислава Раковского. В качестве своего рода уступки, если можно так выразиться, в связи с преобладающей атмосферой можно рассматривать публикацию о спасении евреев поляками, в том числе Ханны Кралль. По инициативе Тадеуша Древновского я периодически публиковал на страницах этого еженедельника какие-то статьи и обзоры о литературе и различных культурных мероприятиях в СССР, всегда считая это для себя честью.
Мы тогда суетились, пытаясь помочь задержанным и исключенным из университета, обычно без особого эффекта. В нашем отделе началась борьба с сионизмом. Поводом послужила плохая «пропускная способность» – в предыдущий год ни один из студентов не получил степень магистра в срок, в чем обвинили профессора Фишмана, хотя, как я писал, источником этого явления были прежде всего причуды профессора Анатоля Мировича. Но ни он, ни кто-либо еще об этом не вспоминал. Атака началась уже во второй половине шестидесятых годов со статьи Хенриха Яблоньского, опубликованной на страницах журнала «Новэ Дроги», в которой он критически высказался о практически нулевой «циклической эффективности» в русистике, что я попытался смягчить, опубликовав статью «Русистика в Польше» в журнале «Политика»[100]
. Все затихло на два года, но вновь вернулось в атмосфере марта 1968 года. В 1969 году в газете «Трыбуна Люду»[101] вышла статья «Трудности польской русистики», в которой рассказывалось о проблемах нашего института, замеченных товарищем Бялокозовичем, который, выступая на партсобраниях, боролся с «ошибками», допущенных нашим руководителем лаборатории литературы профессором Фишманом. Мы знали, что профессор возвращался домой сломленным, у него была коронарная недостаточность, а главный обвинитель, как будто ничего не произошло, звонил ему вечером и заботливо спрашивал о здоровье. Жена профессора не выдержала – под ее давлением они решили уехать в Соединенные Штаты. Профессор Эджертон позаботился о его трудоустройстве в Блумингтоне благодаря заступничеству Юлиана Григорьевича Оксмана. После отъезда Фишмана Базыли Бялокозович – как и следовало ожидать – занял все его должности в Варшавском университете и ПАН; он также возглавил редакцию журнала «Славия Ориенталис», который мы с этого времени называли «Славия Дезориенталис».