Россия – наша любовь

Всеобщее восхищение исследователей (в том числе историков литературы и языковедов) вызывало трехтомное издание «Подпольной прессы 1861–1864 гг.». Ни в одной польской библиотеке нет полной коллекции подпольных газет 1861–1864 гг. Были также издания, о существовании которых мы знали, но не смогли их найти. Архивные поиски профессор Кеневич вел повсюду, куда бы только его ни забросила судьба даже на несколько дней – от Парижа до Соединенных Штатов; его коллеги вели поиски в Польше, России, Литве и Украине. Некоторые номера газет были обнаружены в ходе работы и опубликованы в приложениях к следующим томам. Ценой, которую составитель заплатил за публикацию, была фраза в предисловие о том, что антироссийский тон многих публикаций (там была также рубрика «Московский разбой») следует воспринимать, исходя из понимания ситуации и учитывая обстоятельства, в которых эти слова были написаны: война не способствует объективности. Она может удивить того, кто не понимает ситуации, в которой приходилось работать в ПНР. Что же следовало сделать? Написать этот текст или отказаться от публикации подпольной прессы и ждать лучших времен? Хотелось бы услышать ответ.

Работа под руководством Стефана Кеневича была колоссальной учебой воспитания уважения к документам и – что стоит подчеркнуть – к государственным средствам, потому что никогда не было случаев повторной перепечатки документов машинисткой, ни один грош не был потрачен впустую. При необходимости Профессор перепечатывал сам или просил это сделать свою жену, и его примеру следовали подчиненные. Он не торопил нас, но когда он считал, что мы работаем слишком медленно, то сам приносил готовые тексты, и мы краснели от стыда. Когда мы допускали ошибки, он не ставил красным карандашом знаки вопроса и восклицательные знаки, но исправлял их без замечаний. Когда он чувствовал, что мы можем что-то не знать, то писал на полях, в какой публикации можно найти объяснение данного вопроса.

Из каждого своего путешествия он привозил исписанные ровным почерком карточки и вручал их своим ученикам, говоря с улыбкой: «Я нашел это в архиве. Это будет полезно для вашей работы». Я могу еще долго описывать, какого уровня это был ученый. Он прекрасно понимал, что следующие поколения будут спорить с ним, и считал это естественным. Он неоднократно повторял, что учебники, работы общего характера, а также монографии быстрее всего теряют актуальность, а опубликованный источниковый материал и защищает от уничтожения, и служит дольше всего.

В 1958 году Польская академия наук заключила соглашение о сотрудничестве с Академией наук СССР. Это позволило Институту истории ПАН подписать соглашение с Институтом славяноведения АН СССР о публикации серии томов, посвященных Январскому восстанию, столетие которого было в 1963 году. Воспользовавшись открытием архивов, группа молодых советских и польских сотрудников приступила к широкомасштабным архивным поискам. В СССР он главным образом охватывал основные московские и петербургские архивы, а также архивы Вильнюса, Киева и Минска. В состав совместной комиссии вошли: глава Главного архивного управления (первоначально это был Леонид Яковлев, который время от времени приезжал в Варшаву, но не вмешивался в саму работу), сотрудники Института славяноведения (Илья Миллер и Владимир Королюк), а с польской стороны Стефан Кеневич, Эмануэль Халич и Казимеж Конарский. После смерти Казимежа Конарского его сменила Франчишка Рамотовская, и после отъезда на волне антисемитских выступлений Эмануэля Халича с 1970 года его место заняла я. И Франчишка Рамотовская, и я с самого начала участвовали в подготовке томов, издаваемых в Польше. В 1972 году Яковлева сменил Филипп Долгих, представитель высшей советской номенклатуры. С 1979 года место Королюка занял Владимир Дьяков.

Илья Соломонович Миллер

Владимир Анатольевич Дьяков с Викторией и Ренэ

Душой всего проекта были Стефан Кеневич и Илья Миллер, а после безвременной кончины последнего – Владимир Дьяков. Они были безусловно достойными друг друга партнерами и пользовались действительным уважением, в чем я не раз могла убедиться.

Наши отношения с Ильей Соломоновичем, а затем и с Владимиром Анатольевичем очень быстро превратились из исключительно профессиональных в дружеские. Я обязана многим обоим ученым.