Россия: у истоков трагедии 1462-1584

Мы видели, однако, достаточно отчетливо, как мета­лось самодержавие между обоими полюсами этой моде­ли, уподобляясь, подобно хамелеону, то одному, то дру­гому, но никогда с ними не отождествляясь. Его двойст­венный, пульсирующий, неопределенный ритм просто не улавливался традиционной парадигмой. Каждому, кто хоть краем уха слышал об основополагающей по этому предмету книге Томаса Куна «Структура научных револю­ций», понятно, что это означает³. Только рождение новой парадигмы (по Куну), «новой национальной схемы» (по Федотову) сделало бы очевидным, что самодержавная го­сударственность явила нам новый, третий, если хотите, полюс политической вселенной, которой, по «старому ка­нону» положено было иметь не больше двух.

И добро бы ограничивалось дело одной Россией. А то ведь непонятно и то, к какому, собственно, из двух полю­сов следует отнести, скажем, Германию или Италию Ново­го времени. Эти-то на протяжении столетий неспособны оказались создать какое бы то ни было централизованное государство, будь то абсолютистское или деспотическое. Разумеется, в XX веке обе расплатились за такую анома­лию тоталитарной суперцентрализацией (а Германии так и вовсе пришлось, как мы знаем, пережить три подряд ци- вилизационных катаклизма). Но дает ли это нам право от­нести германскую или итальянскую государственность, основанную на такой скачкообразной, если можно так вы­разиться, истории, к какому бы то ни было из полюсов традиционнной модели? Поскольку ясно, что нет, то ведь в одной Европе набирается уже, считая Россию, четыре полюса.

Но не ограничивается ведь дело и Европой. Как быть, например, с Японией? Она тоже ведь аномалия — азиат­ская страна, прожившая по меньшей мере 80 процентов своего исторического времени с обычной, казалось бы, военно-имперской государственностью и вдобавок еще в изоляции. Если на то пошло, вот уж кто имел бы право жаловаться на свое «историческое одиночество». Но вме­сто жалоб предпочла Япония почему-то войти в Большую Семерку, т. е. стать одним из лидеров «тупикового», по мнению неоевразийцев, западного мира. Так что же, еще один, пятый перед нами полюс? Да нет, конечно. Про­сто оказывается, что парадигма, описывавшая политичес­кую вселенную с помощью биполярной модели, безна­дежно устарела. Она не более чем реликт мира, ушедше­го в прошлое.

И едва отправим мы старушку на заслуженный покой, как обнаружится любопытная параллель. Вот смотрите. Япония, по общему мнению, не имела ничего общего с азиатским деспотическим семейством, даром что распо­ложена она именно в Азии. Не в географии, стало быть, дело. Так почему же отказывать в этом случае России в принадлежности к Европе лишь на том основании, что 40 процентов ее исторического времени пришлось на са­модержавную государственность и часть ее территории захватывает северную Азию? Мало того. Даже те, кто не согласен с моими аргументами в пользу европейского происхождения России, тоже ведь не доказали покуда, что я не прав и происхождение ее на самом деле, скажем, «ордынское», или евразийское, или вообще какое-нибудь «полумаргинальное». Короче, едва покончим мы с бипо­лярной моделью, отлучение России от Европы неминуемо оказывается крайне проблематичным — по крайней мере в смысле теоретическом.

СКОЛЬКО НА ЗЕМЛЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ?

Это ничуть не означает, конечно, что все старое плохо, а все новое хорошо. Например, новейшее «цивилизацион- ное» поветрие в философии истории несомненно, с моей точки зрения, хуже старой доброй гегелевской формулы, которая, как мы помним, кладет в основу политического прогресса категорию свободы. Хуже потому, что если ге­гелевская формула вносит смысл в прошлое человечест­ва, превращает, если угодно, течение времени в историю, «цивилизационный» подход, жертва политкорректности, проделывает операцию обратную, превращая историю в бессмысленное течение времени.

С точки зрения гегелевского подхода Цивилизация (с за­главной буквы) может быть лишь одна. Та, что началась, прав Валлерстайн, около 1500 года, как раз тогда, когда Васко да Гама и Колумб устремились на поиски морского пути в Индию, открыв по дороге Новый Свет, когда Россия освободилась от степного ярма и «мир-экономика» впер­вые одолела застойный хаос «мир-империй». В основе этой Цивилизации лежат латентные ограничения власти, логика которых (или «дух», употребляя выражение Мон­тескье) привела в конечном счете к власти Закона, охраня­ющего человеческую свободу.