Россия в концлагере

Между мною и Любикомъ былъ, такимъ образомъ, заключенъ "пактъ технической помощи". Любикъ вцѣпился въ мою руку, и мы зашагали. Надежда Константиновна горько жаловалась на безпризорность Любика — сама она сутками не выходила изъ ликвидкома, и Любикъ болтался, Богъ его знаетъ — гдѣ, и ѣлъ, Богъ его знаетъ — что. Любикъ прерывалъ ее всякими дѣловыми вопросами, относящимися къ области потасовочной техники. Черезъ весьма короткое время Любикъ, сообразивъ, что столь исключительное стеченіе обстоятельствъ должно быть использовано на всѣ сто процентовъ, сталъ усиленно подхрамывать и, въ результатѣ этой дипломатической акціи, не безъ удовлетворенія умѣстился на моемъ плечѣ. Мы подымались въ гору. Стало жарко. Я снялъ шапку. Любикины пальчики стали тщательно изслѣдовать мой черепъ.

— Дядя, а почему у тебя волосовъ мало?

— Вылѣзли, Любикъ.

— А куда они вылѣзли?

— Такъ, совсѣмъ вылѣзли.

— Какъ совсѣмъ? Совсѣмъ изъ лагеря?

Лагерь для Любика былъ всѣмъ міромъ. Разваливающіяся избы, голодающіе карельскіе ребятишки, вшивая и голодная рвань заключенныхъ, бараки, вохръ, стрѣльба — это былъ весь міръ, извѣстный Любику. Можетъ быть, по вечерамъ въ своей кроваткѣ онъ слышалъ сказки, которыя ему разсказывала мать: сказки о мірѣ безъ заключенныхъ, безъ колючей проволоки, безъ оборванныхъ толпъ, ведомыхъ вохровскими конвоирами куда-нибудь на БАМ. Впрочемъ — было ли у Надежды Константиновны время для сказокъ?

Мы вошли въ огромную комнату карельской избы. Комната была такъ же нелѣпа и пуста, какъ и наша. Но какія-то открытки, тряпочки, бумажки, салфеточки — и кто его знаетъ, что еще, придавали ей тотъ жилой видъ, который мужскимъ рукамъ, видимо, совсѣмъ не подъ силу. Надежда Константиновна оставила Любика на моемъ попеченіи и побѣжала къ хозяйкѣ избы. Отъ хозяйки она вернулась съ еще однимъ потомкомъ — потомку было года три. Сердобольная старушка-хозяйка присматривала за нимъ во время служебной дѣятельности Надежды Константиновны.

— Не уходите, И. Л., я васъ супомъ угощу.

Надежда Константиновна, какъ вольнонаемная работница лагеря, находилась на службѣ ГПУ и получала чекистскій паекъ — не первой и не второй категоріи — но все-же чекистской. Это давало ей возможность кормить свою семью и жить, не голодая. Она начала хлопотать у огромной русской печи, я помогъ ей нарубить дровъ, на огонь былъ водруженъ какой-то горшокъ. Хлопоча и суетясь, Надежда Константиновна все время оживленно болтала, и я, не безъ нѣкоторой зависти, отмѣчалъ тотъ запасъ жизненной энергіи, цѣпкости и бодрости, который такъ много русскихъ женщинъ проносить сквозь весь кровавый кабакъ революціи... Какъ-никакъ, а прошлое у Надежды Константиновны было невеселое. Вотъ мнѣ сейчасъ все-таки уютно у этого, пусть временнаго, пусть очень хлибкаго, но все же человѣческаго очага, даже мнѣ, постороннему человѣку, становится какъ-то теплѣе на душѣ. Но вѣдь не можетъ же Надежда Константиновна не понимать, что этотъ очагъ — домъ на пескѣ. Подуютъ какіе-нибудь видемановскіе или бамовскіе вѣтры, устремятся на домъ сей — и не останется отъ этого гнѣзда ни одной пушинки.

Пришелъ Андрей Ивановичъ, — какъ всегда, горько равнодушный. Взялъ на руки своего потомка и сталъ разговаривать съ нимъ на томъ мало понятномъ постороннему человѣку діалектѣ, который существуетъ во всякой семьѣ. Потомъ мы завели разговоръ о предстоящихъ лѣсныхъ работахъ. Я честно сознался, что мы въ нихъ рѣшительно ничего не понимаемъ. Андрей Ивановичъ сказалъ, что это не играетъ никакой роли, что онъ насъ проинструктируетъ — если только онъ здѣсь останется.

— Ахъ, пожалуйста, не говори этого, Андрюша, — прервала его Надежда Константиновна, — ну, конечно, останемся здѣсь... Все-таки, хоть какъ-нибудь, да устроились. Нужно остаться.

Андрей Ивановичъ пожалъ плечами.

— Надюша, мы вѣдь въ совѣтской странѣ и въ совѣтскомъ лагерѣ. О какомъ устройствѣ можно говорить всерьезъ?

Я не удержался и кольнулъ Андрея Ивановича: ужъ ему-то, столько силъ положившему на созданіе совѣтской страны и совѣтскаго лагеря, и на страну и на лагерь плакаться не слѣдовало бы. Ужъ кому кому, а ему никакъ не мѣшаетъ попробовать, что такое коммунистическій концентраціонный лагерь.

— Вы почти правы, — съ прежнимъ горькимъ равнодушіемъ сказалъ Андрей Ивановичъ. — Почти. Потому что и въ лагерѣ нашего брата нужно каждый выходной день нещадно пороть. Пороть и приговаривать: не дѣлай, сукинъ сынъ, революціи, не дѣлай, сукинъ сынъ, революціи...

Финалъ этого семейнаго уюта наступилъ скорѣе, чѣмъ я ожидалъ. Какъ-то поздно вечеромъ въ комнату нашего секретаріата, гдѣ сидѣли только мы съ Юрой, вошла Надежда Константиновна. Въ рукахъ у нея была какая-то бумажка. Надежда Константиновна для чего-то уставилась въ телефонный аппаратъ, потомъ — въ расписаніе поѣздовъ, потомъ протянула мнѣ эту бумажку. Въ бумажкѣ стояло:

"Запѣвскаго, Андрея Ивановича, немедленно подъ конвоемъ доставить въ Повѣнецкое отдѣленіе ББК".

Что я могъ сказать?