Россия в концлагере

Разумѣется, что при темпахъ мрачныхъ выдвиженцевъ такія справки могутъ тянуться не только мѣсяцами, но и годами. Тѣмъ временемъ незадачливаго путешественника перебросятъ куда-нибудь на Ухту, въ Вишеру, въ Дальлагъ и тогда получается вотъ что: человѣкъ сидитъ безъ приговора, безъ срока, а гдѣ-то тамъ, на волѣ семья попадаетъ подъ подозрѣніе, особенно въ связи съ паспортизаціей. Мечется по всякимъ совѣтскимъ кабакамъ, всякій кабакъ норовитъ отписаться и отдѣлаться — и получается чортъ знаетъ что... Изъ той кучи дѣлъ, которую я успѣлъ разобрать, такихъ "выясняющихся" набралось около полусотни. Были и забавныя: какой-то питерскій коммунистъ — фамиліи не помню — участвовалъ въ рабочей экскурсіи на Бѣломорско-Балтійскій каналъ. Экскурсантовъ возятъ по каналу такъ: документы отбираются, вмѣсто документовъ выдается какая-то временная бумажонка и дѣлается свирѣпое предупрежденіе: отъ экскурсіи не отбиваться... Мой коммунистъ, видимо, полагая, что ему, какъ партійному, законы не писаны — отъ экскурсіи отбился, какъ онъ писалъ: "по причинѣ индивидуальнаго пристрастія къ рыбной ловлѣ удочкой". При этомъ небольшевицкомъ занятіи онъ свалился въ воду, а когда вылѣзъ и высохъ, то оказалось — экскурсія ушла, а бумажка въ водѣ расплылась и разлѣзлась до неузнаваемости. Сидѣлъ онъ изъ-за своего "индивидуальнаго пристрастія" уже восемь мѣсяцевъ. Около полугода въ его дѣлѣ лежали уже всѣ справки, необходимыя для его освобожденія — въ томъ числѣ справка отъ соотвѣтствующей партійной организаціи и справка отъ медгорскаго управленія ББК съ приложеніемъ партійнаго билета незадачливаго рыболова, а въ билетѣ — и его фотографія...

Человѣкъ грѣшный — въ скорострѣльномъ освобожденіи этого рыболова я отнюдь заинтересованъ не былъ: пусть посидитъ и посмотритъ. Любишь кататься, люби и дрова возить.

Но остальныя дѣла какъ-то не давали покоя моей интеллигентской совѣсти.

Загвоздка заключалась въ томъ, что, во-первыхъ, лагерная администрація ко всякаго рода освободительнымъ мѣропріятіямъ относилась крайне недружелюбно, а во вторыхъ, въ томъ, что среди этихъ дѣлъ были и такія, которыя лежали въ УРЧ въ окончательно "выясненномъ видѣ" больше полугода, и они давно должны были быть отправлены въ управленіе лагеремъ, въ Медвѣжью Гору. Это долженъ былъ сдѣлать Стародубцевъ. Съ точки зрѣнія лагерно-бюрократической техники здѣсь получалась довольно сложная комбинація. И я бы ее провелъ, если бы не сдѣлалъ довольно грубой технической ошибки: когда Богоявленскій слегка заѣлъ по поводу этихъ дѣлъ, я сказалъ ему, что о нихъ я уже говорилъ съ инспекторомъ Мининымъ, который въ эти дни "инструктировалъ" нашъ УРЧ. Мининъ былъ изъ Медвѣжьей Горы, слѣдовательно, — начальство и, слѣдовательно, отъ Медвѣжьей Горы скрывать уже было нечего. Но съ Мининымъ я не говорилъ, а только собирался поговорить. Богоявленскій же собрался раньше меня. Вышло очень неудобно. И, во-вторыхъ, я не догадался какъ-нибудь заранѣе реабилитировать Стародубцева и выдумать какія-нибудь "объективныя обстоятельства", задержавшія дѣла въ нашемъ УРЧ. Впрочемъ, ничѣмъ эта задержка Стародубцеву не грозила — развѣ только лишнимъ крѣпкимъ словомъ изъ устъ Богоявленскаго. Но всей этой ситуаціи оказалось вполнѣ достаточно для того, чтобы подвинуть Стародубцева на рѣшительную атаку.

Въ одинъ прекрасный день — очень невеселый день моей жизни — мнѣ сообщили, что Стародубцевъ подалъ въ третью часть (лагерное ГПУ или, такъ сказать, ГПУ въ ГПУ) заявленіе о томъ, что въ цѣляхъ контръ-революціоннаго саботажа работы УРЧ и мести ему, Стародубцеву, я укралъ изъ стола Стародубцева 72 папки личныхъ дѣлъ освобождающихся лагерниковъ и сжегъ ихъ въ печкѣ. И что это заявленіе подтверждено свидѣтельскими показаніями полдюжины другихъ УРЧ-евскихъ активистовъ. Я почувствовалъ, что, пожалуй, немного разъ въ своей жизни я стоялъ такъ близко къ "стѣнкѣ", какъ сейчасъ.

"Теоретическая схема" мнѣ была уныло ясна, безнадежно ясна: заявленія Стародубцева и показаній активистовъ для третьей части будетъ вполнѣ достаточно, тѣмъ болѣе, что и Стародубцевъ, и активисты, и третья часть — все это были "свои парни", "своя шпана". Богоявленскаго же я подвелъ своимъ мифическимъ разговоромъ съ Мининымъ. Богоявленскому я все же не всегда и не очень былъ удобенъ своей активностью, направленной преимущественно въ сторону "гнилого либерализма"... И, наконецъ, когда разговоръ дойдетъ до Медгоры, то Богоявленскаго спросятъ: "а на кой же чортъ вы, вопреки инструкціи, брали на работу контръ-революціонера, да еще съ такими статьями?" А такъ какъ дѣло по столь контръ-революціонному преступленію, да еще и караемому "высшей мѣрой наказанія", должно было пойти въ Медгору, то Богоявленскій, конечно, сброситъ меня со счетовъ и отдастъ на растерзаніе... Въ лагерѣ — да и на волѣ тоже — можно расчитывать на служебные и личные интересы всякаго партійнаго и полупартійнаго начальства, но на человѣчность и даже на простую порядочность расчитывать нельзя.