Россия в концлагере

Якименко обводитъ презрительно-испытующимъ взоромъ землисто-зеленыя лица оравы, безразлично скользить мимо интеллигенціи — меня, Юры и профессоровъ — и говоритъ тономъ угрозы:

— Ну?

Откашлялся Стародубцевъ. "Мы, конечно, сознавая нашъ пролетарскій долгъ, чтобы, такъ сказать, загладить наши преступленія передъ нашимъ пролетарскимъ отечествомъ, должны, такъ сказать, ударными темпами. Потому, какъ нѣкоторая часть сотрудниковъ, дѣйствительно, работаетъ въ порядкѣ расхлябанности, и опять же нѣту революціоннаго сознанія, что какъ наше отдѣленіе ударное и, значитъ, партія довѣрила намъ отвѣтственный участокъ великаго соціалистическаго строительства, такъ мы должны, не щадя своихъ силъ, на пользу міровому пролетаріату, ударными темпами въ порядкѣ боевого заданія."

Безсмысленной чередой мелькаютъ безсмысленныя фразы — штампованныя фразы любого совѣтскаго "общественника": и въ Колонномъ Залѣ Москвы, и въ прокуренной закутѣ колхознаго сельсовѣта, и среди станковъ цеховаго собранія. Что это? За семнадцать лѣтъ не научились говорить такъ, чтобы было, если не смысловое, то хотя бы этимологическое подлежащее? Или просто — защитная окраска? Не выступить нельзя — антіобщественникъ. А выступить?.. Вотъ такъ и выступаютъ — четверть часа изъ пустого въ порожнее. И такое порожнее, что и зацѣпиться не за что. Не то что смысла — и уклона не отыскать.

Стародубцевъ заткнулся.

— Кончили?

— Кончилъ.

Якименко снова обводитъ ораву гипнотизирующимъ взоромъ.

— Ну?.. Кто еще?.. Что, и сказать нечего?

Откашливается Насѣдкинъ.

— У меня, разрѣшите, есть конкретное предложеніе. По части, чтобы заключить соціалистическое соревнованіе съ УРЧ краснознаменнаго Водораздѣльскаго отдѣленія. Если позволите, я зачитаю...

— Зачитывайте, — брезгливо разрѣшаетъ Якименко.

Насѣдкинъ зачитываетъ. О, Господи, какая халтура!.. Какая убогая провинціальная, отставшая на двѣ пятилѣтки халтура! Эхъ, мнѣ бы...

Насѣдкинъ кончилъ. Снова начальственное "ну?" и снова молчаніе. Я рѣшаюсь:

— Разрѣшите, гражданинъ начальникъ?

Разрѣшающее "ну"...

Я говорю, сидя на подоконникѣ, не мѣняя позы и почти не подымая головы. Къ совѣтскому начальству можно относиться корректно, но относиться почтительно нельзя никогда. И даже за внѣшней корректностью всегда нужно показать, что мнѣ на тебя, въ сущности, наплевать — обойдусь и безъ тебя. Тогда начальство думаетъ, что я дѣйствительно могу обойтись и что, слѣдовательно, гдѣ-то и какую-то зацѣпку я и безъ него имѣю... А зацѣпки могутъ быть разныя. Въ томъ числѣ и весьма высокопоставленныя... Всякій же совѣтскій начальникъ боится всякой зацѣпки...

— ... Я, какъ человѣкъ въ лагерѣ новый — всего двѣ недѣли — не рискую, конечно, выступать съ рѣшающими предложеніями... Но, съ другой стороны, я недавно съ воли, и я хорошо знаю тѣ новыя формы соціалистической организаціи труда (о, Господи!), которыя провѣрены опытомъ милліоновъ ударниковъ и результаты которыхъ мы видимъ и на Днѣпростроѣ, и на Магнитостроѣ, и на тысячахъ нашихъ пролетарскихъ новостроекъ (а опытъ сотенъ тысячъ погибшихъ!..) Поэтому я, принимая, такъ сказать, за основу интересное (еще бы!) предложеніе тов. Насѣдкина, считалъ бы нужнымъ его уточнить.

Я поднялъ голову и встрѣтился глазами со Стародубцевымъ. Въ глазахъ Стародубцева стояло:

— Мели, мели... Не долго тебѣ молоть-то осталось...

Я посмотрѣлъ на Якименко. Якименко отвѣтилъ подгоняющимъ "ну"...

И вотъ изъ моихъ устъ полились: Уточненіе пунктовъ договора. Календарные сроки. Коэффиціентъ выполненія. Контрольныя тройки. Буксиръ отстающихъ. Соціалистическое совмѣстительство лагерной общественности. Выдвиженчество лучшихъ ударниковъ...

Боюсь, что во всей этой абракадабрѣ читатель не пойметъ ничего. Имѣю также основаны полагать, что въ ней вообще никто ничего не понимаетъ. На извилистыхъ путяхъ генеральной линіи и пятилѣтокъ все это обрѣло смыслъ и характеръ формулъ знахарскаго заговора или завываній якутскаго шамана. Должно дѣйствовать на эмоціи. Думаю, что дѣйствуетъ. Послѣ получаса такихъ заклинаній мнѣ лично хочется кому-нибудь набить морду...

Подымаю голову, мелькомъ смотрю на Якименко... На его лицѣ — насмѣшка. Довольно демонстративная, но не лишенная нѣкоторой заинтересованности...