Россия в концлагере

— Это, извините, жульническая постановка вопроса. Конечно, безъ жертвъ не обойтись. Вы говорите — пулеметами? Что-жъ, картофель тоже штыками выколачивали... Не нужно слишкомъ ужъ высоко цѣнить человѣческую жизнь. Когда правительство строитъ желѣзную дорогу — оно тоже приноситъ человѣческія жертвы. Статистика, кажется, даже подсчитала, что на столько-то километровъ пути приходится столько-то человѣческихъ жертвъ въ годъ. Такъ что-жъ, по вашему, и желѣзныхъ дорогъ не строить? Тутъ ничего не подѣлаешь... математика... Такъ и съ нашими эшелонами... Конечно, тяжело... Вотъ вы нѣсколько снизили процентъ этихъ несчастныхъ случаевъ, но въ общемъ — все это пустяки. Командиръ, который въ бою будетъ заботиться не о побѣдѣ, а о томъ, какъ бы избѣжать потерь — такой командиръ ни черта не стоитъ. Такого выкрасить и выбросить... Вы говорите — звѣрства революціи. Пустое слово. Звѣрства тогда остаются звѣрствами, когда ихъ недостаточно. Когда онѣ достигаютъ цѣли — онѣ становятся святой жертвой. Армія, которая пошла въ бой, потеряла десять процентовъ своего состава и не достигла цѣли — она эти десять процентовъ потеряла зря. Если она потеряла девяносто процентовъ и выиграла бой — ея потери исторически оправданы. То же и съ нами. Мы думаемъ не о потеряхъ, а о побѣдѣ. Намъ отступать нельзя... Ни передъ какими потерями... Если мы только на вершокъ не дотянемъ до соціализма, тогда все это будетъ звѣрствомъ и только. Тогда идея соціализма будетъ дискредитирована навсегда. Намъ остановки — не дано... Еще десять милліоновъ. Еще двадцать милліоновъ. Все равно. Назадъ дороги нѣтъ. Нужно идти дальше. Ну что-жъ, — добавилъ онъ, заглянувъ въ свою пустую плошку, — давайте, что-ли, дѣйствовать дальше?..

Я кивнулъ головой. Чекалинъ налилъ наши сосуды. Мы молча чокнулись...

— Да, — сказалъ я, — вы наполовину правы: назадъ, дѣйствительно, дороги нѣтъ. Но согласитесь сами, что и впереди ничего не видать... Господь Богъ вовсе не устроилъ человѣка соціалистомъ. Можетъ быть, это и не очень удобно, но это — фактъ. Человѣкъ живетъ тѣми же инстинктами, какими онъ жилъ и во время Римской имперіи... Римское право исходило изъ того предположенія, что человѣкъ дѣйствуетъ прежде всего, какъ "добрый отецъ семейства" — cum bonus pater familias, то-есть онъ прежде всего, напряженнѣе всего, дѣйствуетъ въ интересахъ себя и своей семьи.

— Философія мѣщанскаго эгоизма...

— Во-первыхъ — вовсе не философія, а біологія... Такъ устроенъ человѣкъ. У него крыльевъ нѣтъ. Это очень жалко. Но если вы перебьете ему ноги — то онъ летать все-таки не будетъ... Вотъ вы попробуйте вдуматься въ эти годы, годы революціи: тамъ, гдѣ коммунизмъ — тамъ голодъ. Стопроцентный коммунизмъ — стопроцентный голодъ. Жизнь начинаетъ расти только тамъ, гдѣ коммунизмъ отступаетъ: НЭП, пріусадебные участки, сдѣльщина. На территоріяхъ чистаго коммунизма — и трава не растетъ... Мнѣ кажется, что это принадлежитъ къ числу немногихъ совсѣмъ очевидныхъ вещей...

— Да, остатки капиталистическаго сознанія въ массахъ оказались болѣе глубоки, чѣмъ мы предполагали... Передѣлка человѣка — идетъ очень медленно.

— И вы его передѣлаете?

— Да, мы создадимъ новый типъ соціалистическаго человѣка, — сказалъ Чекалинъ какимъ-то партійнымъ тономъ — твердо, но безъ особаго внутренняго убѣжденія.

Я обозлился.

— Передѣлается? Или, какъ въ такихъ случаяхъ говоритъ церковь, совлечете съ него ветхаго Адама? Господи, какая чушь!.. За передѣлку человѣка брались организаціи на много покрупнѣе и поглубже, чѣмъ коммунистическая.

— Кто же это брался?

— Хотя бы религія. А она передъ вами имѣетъ совершенно неизмѣримыя преимущества.

— Религія — передъ коммунизмомъ?

— Ну, конечно... Религія имѣетъ передъ вами-то преимущество, что ея обѣщанія реализуются на томъ свѣтѣ. Пойдите, провѣрьте... А ваши уже много разъ провѣрены. Тѣмъ болѣе, что вы съ ними очень торопитесь... Соціалистическій рай у васъ уже долженъ былъ наступить разъ пять: послѣ сверженія буржуазнаго правительства, послѣ захвата фабрикъ и прочаго, послѣ разгрома бѣлой арміи, послѣ пятилѣтки... Теперь — послѣ второй пятилѣтки...

— Все это — вѣрно, исторія — тугая баба. Но мы обѣщаемъ не мифъ, а реальность.

— Скажите, пожалуйста, развѣ для средневѣковаго человѣка рай и адъ были мифомъ, а не реальностью? И рай-то этотъ былъ не какой-то куцый, соціалистическій, на одну человѣческую жизнь и на пять фунтовъ хлѣба, вмѣсто одного. Это былъ рай всамдѣлишный — безконечное блаженство на безконечный періодъ времени... Или — соотвѣтствующій адъ. Такъ вотъ — и это не помогло... Никого не передѣлали... Любой христіанинъ двадцатаго вѣка живетъ и дѣйствуетъ по точно такимъ же стимуламъ, какъ дѣйствовалъ римлянинъ двѣ тысячи лѣтъ тому на задъ — какъ добрый отецъ семейства.

— И отъ насъ ничего не останется?

— И отъ васъ ничего не останется. Развѣ только что-нибудь побочное и рѣшительно ничѣмъ не предусмотрѣнное...

Чекалинъ усмѣхнулся... устало и насмѣшливо.