— Ну что-жъ, выпьемъ что ли хоть за непредусмотрѣнное. Не останется, вы говорите... Можетъ быть, и не останется... Но если что-нибудь въ исторіи человѣчества и останется — такъ отъ насъ, а не отъ васъ. "А вы на землѣ проживете, какъ черви слѣпые живутъ, ни сказокъ про васъ не разскажутъ, ни пѣсенъ про васъ не споютъ"...
— Ежели говорить откровенно, такъ насчетъ пѣсенъ — мнѣ въ высокой степени плевать. Будутъ обо мнѣ пѣть пѣсни или не будутъ, будутъ строить мнѣ монументы или не будутъ — мнѣ рѣшительно все равно. Но я знаю, что монументъ — это людей соблазняетъ... Какимъ-то таинственнымъ образомъ, но соблазняетъ... И всякій норовитъ взгромоздить на свою шею какой-нибудь монументъ. Конечно, жить подъ нимъ не очень удобно — зато монументъ... Но строить его на своей шеѣ и своей кровью?.. Чтобы потомъ какая-нибудь скучающая и ужъ совсѣмъ безмозглая американка щелкала своимъ кодакомъ сталинскія пирамиды, построенныя на моихъ костяхъ — это извините. Въ эту игру я, по мѣрѣ моей возможности, играть не буду...
— Не вы будете играть — такъ вами будутъ играть...
— Въ этомъ вы правы. Тутъ — крыть нечѣмъ. Дѣйствительно играютъ. И не только мною... Вотъ поэтому-то милостивые государи, населяющіе культурный и христіанскій міръ въ двадцатомъ вѣкѣ послѣ Рождества Христова, и сѣли въ лужу міровой войны, кризиса, коммунизма и прочаго.
— Вотъ поэтому-то мы и строимъ коммунизмъ.
— Такъ сказать — клинъ клиномъ.
— Да, клинъ клиномъ...
— Не очень удачно... Когда одинъ клинъ вышибаютъ другимъ — то только для того, чтобы въ конечномъ счетѣ вышибить ихъ оба...
— Вотъ мы и вышибемъ всякую государственность... И построимъ свободное человѣческое общество.
Я вздохнулъ. Разговоръ начиналъ пріобрѣтать скучный характеръ... Свободное человѣческое общество...
— Я знаю, вы въ это не вѣрите...
— А вы вѣрите?
Чекалинъ какъ-то неопредѣленно пожалъ плечами.
— Вы, конечно, церковной литературы не читали, — спросилъ я.
— Откуда?
— Напрасно. Тамъ есть очень глубокая вещи. Вотъ, напримѣръ, — это относится и къ вамъ: "вѣрю, Господи, помоги невѣрію моему"...
— Какъ, какъ вы сказали?
Я повторилъ. Чекалинъ посмотрѣлъ на меня не безъ любопытства...
— Сказано крѣпко. Не зналъ, что попы такія вещи говорить умѣютъ...
— Вы принадлежите къ числу людей, которые не то что вѣрятъ, а скорѣе цѣпляются за вѣру... которая когда-то, вѣроятно, была... И васъ все меньше и меньше. На смѣну вамъ идутъ Якименки, которые ни въ какой рай не вѣрятъ, которымъ на все, кромѣ своей карьеры, наплевать и для которыхъ вы, Чекалинъ, — какъ бѣльмо на глазу... Будущаго не знаемъ — ни вы, ни я. Но пока что — процессъ революціи развивается въ пользу Якименки, а не въ вашу пользу... Люди съ убѣжденіями — какими бы то ни было убѣжденіями — сейчасъ не ко двору. И вы не ко двору. На всякія тамъ ваши революціи, заслуги, стажъ и прочее — Сталину въ высокой степени наплевать. Ему нужно одно — безпрекословные исполнители...
— Я вовсе и не скрываю, что я, конечно, одна изъ жертвъ на пути къ соціализму.
— Это ваше субъективное ощущеніе. А объективно вы пропадете потому, что станете на пути Якименки, на пути аппарата, на путяхъ Сталинскому абсолютизму.
— Позвольте, вѣдь вы сами говорили, что вы — монархистъ, слѣдовательно, вы за абсолютизмъ.
— Самодержавіе не было абсолютизмомъ. И кромѣ того, монархія — не непремѣнно самодержавіе. Русскій же царь, коронуясь, выходилъ къ народу и троекратно кланялся ему въ землю. Это, конечно, символъ, но это кое что значитъ. А вы попробуйте заставить вашего Сталина поклониться народу, въ какомъ угодно смыслѣ. Куда тамъ къ чорту. Вѣдь это — вождь... Геній... Полубогъ... Вы подумайте только, какой жуткій подхалимажъ онъ около себя развелъ. Вѣдь вчуже противно...
— Да. Но Сталинъ — это нашъ стержень. Выдернули царя, и весь старый строй пошелъ къ чорту. Выдерните теперь Сталина, и вся партія пойдетъ къ чорту. У насъ тоже свои Керенскіе есть. Другъ другу въ глотку вцѣпятся.
— Позвольте, а какъ же тогда съ массами? Которыя — какъ это — беззавѣтно преданныя...
— Послушайте, Солоневичъ, бросьте вы демагогію разводить. При чемъ здѣсь массы? Кто и когда съ массами считался? Если массы зашебаршатъ — мы имъ такія салазки загнемъ! Дѣло не въ массахъ, дѣло въ руководство. Вамъ съ Николаемъ Послѣднимъ не повезло — это ужъ, дѣйствительно, не повезло. И намъ со Сталинымъ не везетъ. Дубина, что и говорить... Претъ въ тупикъ полнымъ ходомъ..
— Ага, — сказалъ я, — признаете...
— Да, что ужъ тутъ. Германскую революцію проворонили, китайскую революцію проворонили. Мужика ограбили, рабочаго оттолкнули, партійный костякъ — разгромленъ. А теперь — не дай Богъ — война... Конечно, отъ насъ ни пуха ни пера не останется... Но немного останется и отъ Россіи вообще. Вотъ вы о третьей революціи говорили. А знаете ли вы, что конкретно означаетъ третья революція?
— Приблизительно знаю.