Россия в меняющемся миропорядке

Свой перевод статьи он сопроводил оговоркой, что ее «смысл может быть восстановлен лишь приблизительно» и в своем приближенном ее видении настолько преуспел, что теперь нам вообще не надо напрягаться, чтобы угадывать смысл заключенной в ней нормы. Вот полный ее текст: «злодей (преступник) совершил преступление на Руси, затем бежал в Византию. Там его по требованию русских властей схватывают и насильно возвращают на Русь, где его, очевидно, ждет наказание»63. Сочиняя эту редакцию статьи 14-й, автор не думал о трудностях и опасностях, которые дважды должен преодолеть каждый кредитор, чтобы «насильно возвратить на Русь преступника»: сначала отправиться самостоятельно за две тысячи вёрст в Царьград, разыскать его там, задержать и суметь затем насильно своими силами доставить обратно на Русь, преодолеть те же трудные и опасные две тысячи верст опасаясь при этом, что он может сбежать, предварительно расправившись со своим кредитором.

Византийский император Константин Багрянородный со слов приходящих в Царьград руссов по торговым дела записал подробный их рассказ о всех испытаниях, которые им приходилось преодолевать на этом долгом (5–6 недель) «многострадальном, страшном, трудном и тяжелом пути», где их поджидали не только днепровские пороги, когда приходилось и большие лодки-однодеревки и находившиеся в них грузы выносить на берег и то и другое нести на себе мимо каждого порога, а затем снова ставить лодки на воду, класть в них грузы и плыть до следующего порога, а там повторить все это еще восемь раз, так как порогов 9, и только потом плыть дальше. Но так бывало, только если у порогов, а иногда у каждого, их не ожидали печенеги, с которыми приходилось вести отчаянные сражения, так как целью их нападения всегда были товары, а так же пленные и рабы, которых русы везли на продажу. Печенеги устраивали засады на торговые караваны руссов не только у днепровских порогов, зона которых тянулась более, чем на 70 километров, но и на всем пути до устья Дуная. Только после этого русы могли спокойно продолжить путь до Царьграда64. Но и тогда он не убыстрялся, так как кроме лодочного каравана по берегу его сопровождал конный обоз, сопровождавший шедших в кандалах пеших пленных и рабов, которые были основным «товаром», пользовавшимся большим спросом на рынке Царьграда. Их охраняли младшие княжеские дружинники, так как этот товар всегда принадлежал князю и дружинникам его ближнего круга. Такие торговые караваны организовывали приближенные к князю дружинники. По данным В.О. Ключевского возникло выражение «дружинники-купцы», многие из них любили заниматься торговлей наравне с военным делом, поэтому предпочитали не только военную добычу в виде пленных, но и продавать их. Поэтому их всегда было много в таких торговых караванах. Из-за возможных стычек с печенегами все дружинники были всегда полностью вооружены, вследствие чего византийцы называли эти караваны «военными нашествиями», о чем нас еще не раз придется вспомнить в настоящем исследовании.

Столь пространное отступление от основной темы было необходимо, чтобы понять и критически осмыслить содержание той «внешней торговли», на которой якобы держались отношения Руси и Византии.

Титул, форма и содержание ст. 14 в подаче А. Зимина не оставляли никакого сомнения в том, что это норма о выдаче преступников. Такой она была представлена в учебном пособии, которым около трех десятков лет рекомендовалось пользоваться студентам юридических вузов страны, к тому же изданном под общей редакцией профессора С.В. Юшкова. Как знаток этого периода истории русского права, он хорошо знал, что розыск преступника, его «схватывание», доставление «на Русь» в суд было делом самой пострадавшей стороны, что изначально исключало разумность такого толкования А.А. Зиминым, да и другими авторами ст. 14 Договора 911 г.

Думаю, Ю.Я. Баскин и Д.И. Фельдман не были согласны с версией А. Зимина этой статьи Договора 911 г., поэтому и не включили её в свою книгу.

Тем не менее, в целом можно констатировать, что с конца ХIХ века в юридической науке России отмечено несколько фактов отказа признать версию Н.М. Карамзина, отказа проявленного в скрытой завуалированной форме. Несмотря на необычность формы, пройти мимо этих фактов, нельзя, так как сделаны они были авторитетными учеными страны – признанными специалистами в спорной проблеме. Три обстоятельства не позволили объединить их в коллективное мнение (общую позицию). Первое: оппоненты оспариваемой версии вышли «на сцену», когда ученый мир юристов уже давно принял и «раз и навсегда» поверил в версию Н. Карамзина. Второе: оппонентов было немного, и они были разобщены и творили порознь, что в такой ситуации изначально не обещало успеха. Третье: они были служителями науки, типичными представителями русской интеллигенции, отказавшимися открыто отстаивать правоту своих суждений, путем низвержения версии уважаемого умершего авторитета. Этим объясняется их молчание, а что не сказано, не может быть услышано (или прочитано).