Россия в поворотный момент истории

Чтобы добиться этой цели, с точки зрения большевиков было совершенно необязательно поднимать открытое вооруженное восстание против правительства. Все, что требуется, считали они, так это разнообразные меры «мирного» давления (массовые демонстрации и т. д.), чтобы обеспечить падение правительства и осуществить лозунг «Вся власть Советам». А когда власть окажется в руках разношерстной кучки вождей различных партий, представляющих в Петроградском Совете «революционную демократию», будет нетрудно превратить ее в диктатуру большевистской партии.

Но Ленин и люди, поддерживавшие его за границей, в своих расчетах проглядели один важный фактор: Петроград – это еще не вся страна, «революционная демократия» ни в коей мере не представляла русскую демократию в целом, а ее вожди, несмотря на свои претензии, не имели в стране реальной власти.

Каждый раз, как в столице проходили «мирные» вооруженные демонстрации – в конце апреля, 9 и 18 июня, – они заканчивались провалом. Это происходило по той простой причине, что вожди «революционной демократии» прекрасно понимали: стоит им взять власть, как их тут же скинет Ленин, открыто презиравший их и почти не скрывавший своих планов в этом отношении. Ленин быстро усвоил урок, что между падением правительства, опирающегося на волю свободного народа, и захватом власти вооруженным меньшинством не может быть промежуточного этапа.

В середине апреля в Петроград прибыл французский министр военного снабжения Альбер Тома. Он привез и передал князю Львову некую исключительно важную информацию о связях группы большевиков, возглавляемой Лениным, с многочисленными германскими агентами. Однако француз выдвинул условие, чтобы источник этой информации был раскрыт лишь тем министрам, которые займутся расследованием этого вопроса. На состоявшемся несколько дней спустя секретном совещании князь Львов с согласия Тома поручил провести расследование по этому важному делу Некрасову, Терещенко и мне.

17 мая (или на следующий день) я получил от начальника штаба генерала Деникина письмо с копией протокола допроса прапорщика 16-го Сибирского стрелкового полка Ермоленко, проведенного офицерами контрразведки этого штаба. Попав в плен к немцам, этот молодой офицер согласился стать германским шпионом и получил необходимые инструкции, деньги и адреса от двух офицеров германского штаба, Шидицкого и Люберса (существование которых было подтверждено). По словам Ермоленко, аналогичное задание получили некий Скоропись-Иолтуховский, председатель русской секции Союза освобождения Украины, который действовал с 1914 г. в Австрии на средства Вильгельма II, а также Ленин.

В соответствии с требованиями Тома, больше об этом деле в России не знал никто, даже другие министры и главнокомандующий.

В начале июля, когда наше расследование, принесшее плодотворные результаты, близилось к завершению, министру юстиции Переверзеву были вручены соответствующие документы для проведения необходимых арестов. Министр получил инструкцию никому не показывать эти документы без специального разрешения Львова и лично отвечать за их сохранность.

Вечером 4 июля, когда Таврический дворец был окружен огромной толпой до зубов вооруженных солдат и матросов, участвующих в организованном большевиками мятеже, Переверзеву и его помощникам положение показалось настолько серьезным, что они впали в панику и, не спросив у Львова разрешения, выступили с заявлением для прессы о связи между организатором демонстраций и немцами.

Заявление начиналось со ссылки на допрос Ермоленко. Далее говорилось:

«…согласно только что поступившим сведениям [курсив мой. – А. К.], такими доверенными лицами являются… в Стокгольме – большевик Я. Фюрстенберг, известный более под фамилией Ганецкий, и Парвус, в Петрограде – большевик, присяжный поверенный М.Ю. Козловский и родственница Ганецкого Суменсон, занимающаяся совместно с Ганецким спекуляциями. Козловский является получателем немецких денег, переводимых из Берлина чрез Disconto-Gesellschaft на Стокгольм Nya Banken, оттуда на Сибирский банк в Петрограде, где в настоящее время на его текущем счету имеется свыше 2-х миллионов.

Военной цензурой установлен непрерывный обмен телеграммами политического и денежного характера между германскими агентами и большевистскими лидерами Стокгольма и Петрограда».

Нужно отметить, что эти подробности взяты из доклада о сверхсекретном расследовании, проведенном Терещенко, Некрасовым и мной, а вовсе не следуют из допроса Ермоленко.

В тот же вечер состоялся короткий телефонный разговор между Н.С. Каринским, главным прокурором Петроградского апелляционного суда, и Бонч-Бруевичем, близким другом и сообщником Ленина.

«– Я звоню к вам, – сказал он мне [Каринский Бонч-Бруевичу], – чтобы предупредить вас: против Ленина здесь собирают всякие документы и хотят его скомпрометировать политически. Я знаю, что вы с ним близки. Сделайте отсюда какие хотите выводы, но знайте, что это серьезно и от слов вскоре перейдут к делу.

– В чем же дело? – спросил я его.