Следовательно, задача состоит в том, чтобы постепенно ослабить его, а при возможности и совершенно устранить. Такова цель подрывной деятельности, проводящейся нами в России за линией фронта и в первую очередь заключающейся в (энергичной) помощи сепаратистским тенденциям и поддержке большевиков. Ведь до того, как большевики стали регулярно получать от нас по различным каналам денежные субсидии, они не имели возможности издавать свой главный орган «Правду» для проведения действенной пропаганды и расширить изначально узкую базу своей партии. Теперь большевики пришли к власти…
…Отвергнутая своими бывшими союзниками и лишенная финансовой поддержки, Россия будет вынуждена обратиться к нам за помощью. Мы сможем оказать помощь России различными способами… Она может быть предоставлена в виде авансов за поставки из России зерна, сырья и т. д, осуществляющиеся под контролем вышеупомянутой комиссии. Помощь на такой основе, масштабы которой при необходимости можно увеличить, по моему мнению, будет способствовать быстрому сближению двух стран…»
На следующий день, 4 декабря 1917 г, Кюльман получил телеграмму от Грюнау, своего представителя при Генеральном штабе, который сообщал, что «его величество Кайзер выразил согласие с предложенным вашим превосходительством планом сближения с Россией».
Общую сумму германских денег, полученных большевиками до и после захвата власти, профессор Фриц Фишер оценивает в 80 миллионов золотых марок[104]
.Падение монархии 12 марта оказалось полным сюрпризом и для жителей России, и для германского правительства, и для творцов «генерального плана». Несколькими неделями ранее на митинге швейцарских рабочих Ленин заявил слушателям, что в России обязательно произойдет революция, но вряд ли ее дождется его собственное поколение. Когда рано утром 28 февраля к Ленину прибежал один из его товарищей и сообщил, что в Петрограде началась революция, Ленин отказывался верить. Какое-то время он находился в полном замешательстве, но вскоре оправился от него, и 3 марта послал письмо Александре Коллонтай, своей ближайшей соратнице, находившейся в Норвегии. В нем он писал:
«Сейчас получили вторые правительственные телеграммы о революции 1(14). III в Питере. Неделя кровавых битв рабочих и Милюков + Гучков + Керенский у власти!! По «старому» европейскому шаблону… Ну что ж! Этот «первый этап первой (из порождаемых войной) революций» не будет ни последним, ни только русским. Конечно, мы останемся против защиты отечества, против империалистической бойни, руководимой Шингаревым + Керенским и Кº
Все наши лозунги те же…»
Вслед за письмом Коллонтай он отправил телеграмму с инструкциями своим сообщникам в Стокгольм, готовым отправляться в Россию:
«Наша тактика: полное недоверие; никакой поддержки новому правительству; Керенского особенно подозреваем; вооружение пролетариата – единственная гарантия; немедленные выборы в Петроградскую думу; никакого сближения с другими партиями».
Свою кампанию против меня он развернул с самого первого дня революции! «агент революции», «фразер», а также «самый опасный человек для революции в ее начальной стадии».
В письме Фюрстенбергу (Ганецкому) от 12 марта 1917 г. он развивает ту же тему:
«Дорогой товарищ!
От всей души благодарю за хлопоты и помощь. Пользоваться услугами людей, имеющих касательство к издателю «Колокола», я, конечно, не могу! Сегодня я телеграфировал Вам, что единственная надежда вырваться отсюда, это обмен швейцарских эмигрантов на немецких интернированных. Англия ни за что не пропустит ни меня, ни интернационалистов вообще, ни Мартова и его друзей, ни Натансона и его друзей. Чернова англичане вернули во Францию, хотя он имел все бумаги для проезда!! Ясно, что злейшего врага хуже английских империалистов русская