Россия в поворотный момент истории

«Во-первых, Советы перестали быть всеобъемлющими демократическими органами. Они нигде не представляют демократического движения в целом, и едва ли где-нибудь – большинство этого движения. Даже в главных центрах, в Москве и Петрограде, где организация Советов проявила себя с самой лучшей стороны, они ни в коем случае не охватывают все демократические элементы. В их работе не принимают участия представители разных слоев интеллигенции и даже не все прослойки рабочих.

Советы выполнили свою задачу, но теперь, когда местные органы власти выбраны на основе всеобщего избирательного права, а у рабочих есть наилучшая из возможных система профессионального представительства на демократической основе, в существовании Советов больше нет нужды.

Советы превосходно проявили себя в борьбе со старым режимом, но они совершенно неспособны взять на себя задачу по строительству нового. У Советов нет подготовленных людей, нет опыта и, наконец, нет необходимой организации».

Однако в то же самое время мы, члены правительства, остро ощущали необходимость установить более тесные связи со всеми слоями населения, так как понимали, что без этих связей окажемся крайне уязвимы для демагогического давления как в случае неудач на фронте (таких как яростное германское наступление на Калуш и Тарнополь), так и перед лицом существующего недовольства в военных и гражданских кругах. Поэтому, как только закончился июльский кризис и было сформировано новое правительство, я предложил как можно скорее провести в Москве Государственное совещание.

Непосредственный контакт с представителями всех классов и групп дал бы нам возможность ощутить пульс страны и в то же время объяснить как нашу политику, так и стоявшие перед нами проблемы.

Государственное совещание проходило с 12 по 15 августа в Большом театре в Москве. В его работе приняли участие представители всех демократических организаций. Не представлены были только крайние правые монархисты, на время затаившиеся, и большевики, отказавшиеся соглашаться с правилами процедуры при выступлениях на совещании.

В первый день большевики безуспешно пытались поднять всех рабочих Москвы на забастовку. С другой стороны, сторонники военной диктатуры организовали на вокзале пышную встречу генералу Корнилову, который также присутствовал на совещании. Оба эти инцидента – неудачная забастовка и встреча Корнилова – только способствовали изоляции левых и правых сторонников диктатуры от подавляющего большинства русского населения, которое всецело придерживалось демократических убеждений.

Не хочу в подробностях описывать Московское Государственное совещание[112].

Слова, которые произносились на совещании, не столь интересны, как чрезвычайная искренность и глубокий патриотизм ораторов. Случались моменты довольно резких столкновений между политическими противниками, но были и такие моменты, когда многотысячная аудитория выражала единодушное чувство преданности новому государству и верности своей стране. Самое замечательное событие произошло после бурных дебатов между Церетели, выступавшим от имени социалистических партий, и Бубликовым, представителем крупного торгового и промышленного капитала. Неожиданно они шагнули навстречу друг другу и сердечным рукопожатием заключили классовое перемирие во имя России.

Поразительное единодушие проявлялось в том, с каким энтузиазмом совещание встретило требование установить республику, которое выражали все ораторы подряд – от рабочих до капиталистов, от генералов до простых солдат.

Вспоминая три эти дня, я понимаю, что совершил тогда большую ошибку. К тому времени я знал, что готовится военный переворот, и даже знал имена некоторых главарей.

Однако я не догадывался, что Московское совещание совпало по времени с решающей фазой в подготовке заговора. И хотя полковник Верховский, командовавший Московским военным округом, докладывал мне, что с Дона и из Финляндии движутся войска, и настоятельно рекомендовал мне арестовать некоторых высших офицеров, мои собственные сведения не давали оснований ожидать немедленного восстания в Москве. Тем не менее в заключительном выступлении, вместо того чтобы в открытую обличить заговорщиков, я ограничился намеком в адрес превосходно понявших меня главных конспираторов о том, что любая их попытка навязать свою волю правительству или народу будет сурово подавлена. Девять десятых из присутствовавших на совещании не поняли этого предупреждения, но некоторые из газет, осведомленные о происходящем, несколько иронически написали, что в конце своей заключительной речи я поддался «истерии».