Россия в поворотный момент истории

После первого визита я решил назначить новым комендантом Александровского дворца человека, которому мог доверять. Нельзя было оставлять императорскую семью вместе с немногими сохранившими верность придворными, упорно придерживавшимися прежнего церемониала[113], и солдатами охраны, внимательно следившими за нею. Впоследствии поползли слухи о «контрреволюционном» заговоре во дворце, основанные всего лишь на том, что «двор» посылал бутылку вина к обеду дежурного офицера. Требовалось иметь во дворце верного, умного и тактичного посредника. Я выбрал на эту роль полковника Коровиченко, военного юриста, ветерана японской и европейских войн, которого знал как мужественного и прямодушного человека. Коровиченко вполне оправдал мое доверие, так как содержал узников в строгой изоляции и сумел внушить им уважение к новым властям.

В ходе моих случайных недолгих визитов в Царское Село я старался разобраться в характере бывшего царя. Я выяснил, что его не интересует никто и ничто, кроме, может быть, дочерей. Такое безразличие ко всему внешнему миру казалось почти неестественным. Рассматривая его лицо, я, как мне казалось, замечал за его улыбкой и чарующими глазами застывшую холодную маску крайнего одиночества и отрешенности. Он не желал бороться за власть, и та просто выпала из его рук. Он сбросил с себя эту власть так, как прежде, вероятно, сбрасывал парадную форму, меняя ее на простое платье. Никогда доселе ему не приходилось чувствовать себя простым гражданином, не обремененным государственными делами. Уход в частную жизнь не принес ему ничего, кроме облегчения. Старая г-жа Нарышкина рассказывала, что он говорил ей: «Как я рад, что больше не нужно присутствовать на этих утомительных аудиенциях и подписывать эти бесконечные документы. Я буду читать, гулять и проводить все свое время с детьми». И это, добавляла она, была вовсе не поза.

Действительно, все, кто наблюдал царя во время его жизни под надзором, единодушно отмечали, что Николай II в целом выглядел вполне спокойным и явно получал удовольствие от нового образа жизни. Он колол дрова и складывал в парке поленницы. Иногда он занимался садовыми работами, катался на лодке, играл с детьми.

Однако его жена остро ощущала потерю власти и не могла смириться со своим новым статусом. Она страдала от истерических припадков, а временами с ней случался частичный паралич. Всех окружающих она вгоняла в тоску своей апатией, жалобами на свои несчастья и своей непримиримой злобой. Такие люди, как Александра Федоровна, никогда ничего не забывают и не прощают. Пока продолжалось юридическое расследование действий ее ближайшего окружения, мне пришлось принять ряд мер, чтобы помешать ей сговориться с Николаем II в случае, если их вызовут давать показания, а если быть более точным – помешать ей оказывать давление на мужа. Так, я приказал разлучить супругов на время расследования, позволяя им встречаться лишь за завтраками, обедами и ужинами, когда им запрещалось говорить о прошлом.

Следует упомянуть об одном кратком разговоре с Александрой Федоровной, во время которого в соседней комнате ждала старая г-жа Нарышкина. Мы разговаривали по-русски; Александра Федоровна говорила на этом языке запинаясь и с сильным акцентом. Внезапно ее лицо побагровело и она взорвалась:

– Я не понимаю, почему люди дурно отзываются обо мне. Я всегда любила Россию с тех пор, как приехала сюда. Почему люди думают, что я на стороне Германии и наших врагов? Во мне нет ничего немецкого. Я англичанка по образованию, английский – мой язык.

Она была так возбуждена, что продолжать разговор стало невозможно.

Нарышкина в своих мемуарах также приводит интересные сведения о том, что происходило в Царском Селе. 16 апреля она пишет:

«Сказали, что приедет Керенский, чтобы допросить царицу. Меня вызвали присутствовать при разговоре как свидетельницу. Я обнаружила ее в возбужденном, раздраженном и нервном состоянии. Она собиралась наговорить ему множество глупостей, но я сумела успокоить ее, сказав. «Ради Бога, Ваше Величество, не говорите ничего подобного… Керенский изо всех сил старается спасти Вас от партии анархистов. Заступаясь за Вас, он рискует собственной популярностью. Он – Ваша единственная опора. Пожалуйста, постарайтесь понять ситуацию…»

В этот момент вошел Керенский… Он попросил меня выйти и остался наедине с царицей. Вместе с комендантом мы вышли в маленькую гостиную, где уже находились Бенкендорф и Ваня (Долгорукий). Несколько минут спустя к нам присоединился и царь, вернувшийся с прогулки… Потом мы вернулись к царице, Керенский же удалился в кабинет царя.

Керенский произвел на царицу приятное впечатление – он показался ей отзывчивым и честным человеком… Она считает, что с ним можно прийти к взаимопониманию. Надеюсь, что и она оставила у него не менее благоприятное впечатление».