Россия в поворотный момент истории

Теперь я понимаю: вместо того чтобы говорить загадками, следовало открыто поведать все, что я знал о готовившемся вооруженном восстании. Я же промолчал потому, что не хотел шокировать армию и страну в целом рассказом о заговоре, который находился лишь в стадии подготовки. Если бы я в то время знал, что во главе заговора стоит Верховный главнокомандующий, которого я сам назначил и на помощь которого полагался в борьбе с заговорщиками, я бы все сказал на совещании и немедленно бы принял необходимые меры. Но я не знал этого, и России пришлось расплачиваться за мою доверчивость.

По величайшей иронии контрреволюционное движение, не имевшее глубоких корней ни в стране, ни в армии за исключением кучки офицеров, по сути, готовилось к уничтожению именно тех ценностей, на спасение которых претендовало.

Это прекрасно понимал великий князь Николай Михайлович, историк-любитель с хорошо развитым политическим здравым смыслом, который то и дело приходил вечерами ко мне в Зимний дворец и сообщал, что происходит в гвардейских полках и в слоях высшего общества, но при этом не упоминая никаких имен.

«Эти умники, – сказал он мне однажды, имея в виду гвардейских офицеров, вовлеченных в заговор, – совершенно неспособны понять, что вы [т. е. Временное правительство] – последний оплот порядка и цивилизации. Они пытаются сокрушить его, а когда им это удастся, все будет сметено неуправляемой толпой».

Я сам говорил генералу Корнилову, что ему стоило бы остановить опасные игры, которые ведутся в его окружении. «В конце концов, – сказал я, – если какой-либо генерал решится открыто выступить против Временного правительства, он сразу же окажется в вакууме, оставшись без железных дорог и без средств связи с собственными войсками». Именно это в итоге и произошло. Предпринятая в ночь с 26 на 27 августа попытка захватить власть путем молниеносного переворота в Петрограде была задушена в зародыше без единого выстрела.

Императорская семья

Отлично помню свою первую встречу с бывшим царем, которая произошла в середине марта в Александровском дворце. По прибытии в Царское Село я тщательно осмотрел весь дворец и ознакомился с правилами охраны и общим режимом содержания императорской семьи. В целом я одобрил положение, дав коменданту дворца лишь несколько рекомендаций по улучшению системы.

После этого я попросил графа Бенкендорфа, бывшего гофмаршала двора, сообщить царю, что я желал бы встретиться с ним и с Александрой Федоровной. Крохотный двор, состоявший из нескольких верных людей, не покинувших Николая II, до сих пор соблюдал церемониал. Старый граф с моноклем в глазу внимательно выслушал меня и ответил. «Я доложу его величеству». Через несколько минут он вернулся и торжественно объявил. «Его величество милостиво согласился принять вас». Все это выглядело несколько нелепо и неуместно, но я не хотел разрушать последних иллюзий графа. Он по-прежнему считал себя гофмаршалом его величества царя. Это все, что у него оставалось. Большинство людей из непосредственного окружения царя и его семьи покинули их. Даже дети царя, больные корью, остались без сиделки, и Временному правительству пришлось обеспечить их необходимой медицинской помощью.

Я сделал все возможное, чтобы способствовать падению Николая II, когда он был всемогущ, но не испытывал мстительности к поверженному врагу. Напротив, я хотел внушить ему, что революция, как поклялся князь Львов, великодушна и гуманна к своим врагам, не только на словах, но и на деле. Это было единственное мщение, достойное Великой Революции, – благородное мщение, приличествующее суверенному народу.

Разумеется, если бы юридическое расследование, проведенное правительством, нашло бы доказательства того, что Николай II предал свою страну либо до, либо во время войны, он бы немедленно предстал перед судом и его отправка за границу была бы предотвращена любой ценой. Однако царь, без всяких сомнений, был невиновен в этом преступлении.

Встречи с бывшим царем я ожидал с некоторым волнением, опасаясь выйти из себя, когда окажусь с ним лицом к лицу.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове, когда мы шли через дворцовые апартаменты. Наконец, мы оказались у детской комнаты. Оставив меня перед закрытой дверью, ведущей во внутренние помещения, граф отправился сообщить о моем приходе. Почти сразу же вернувшись, он сказал: «Его величество приглашает вас». И распахнул дверь, оставшись на пороге.